Владимир Романовский - Америка как есть

И Вашингтон форсировал Делавер. Это такая речка, солидной ширины, и именно на ней стоит восточным боком Филадельфия. На противоположном берегу реки англичане разбили лагерь и ушли спать, законно полагая, что колонисты поступят также. У колонистов было несколько лодок, а лед на Делавере только что вскрылся и плавал кусками. Но Вашингтон решил, что – пора, и в рекордные сроки переправился с армией через реку. Англичан, едва очухавшихся и мало чего соображающих, он разбил в этой битве в пух и прах, взял много пленных, и так далее.

Переправа через Делавер (художник: Эмануэль Лойце)

Примечательная деталь. Во всех хрониках упоминается этот самый мартовский лед, плавающий кусками, и на самом известном американском батальном полотне, висящем в Метрополитан Музее, этот лед наличествует. Сегодня на Делавере льда не бывает. Никогда. Можно сколько угодно распространяться, что, мол, глобальное потепление – миф, но вот и свидетельство.

Интересен случай с Джефферсоном, поверившим, благодаря этому случаю, в свою счастливую звезду. Англичане очень хотели его арестовать, ибо он был государственный преступник, написавший наглый документ, и имел большое влияние среди повстанцев. Как-то Джефферсон осматривал в подзорную трубу окрестности в какой-то местности, где пребывал, и, не увидев ничего особенного, вернулся в дом на ночевку. Там он вспомнил, что забыл на пригорке, с которого осматривал окрестности, свою шпагу. Вернулся, подобрал шпагу, а за пригорком увидел английский отряд. И срочно убрался из этого места. Ну, это к слову.

Спустя какое-то время Вашингтону очень серьезно повезло.

Объединившись с Лафайеттом и его армией, на время забыв неприязнь свою к французам, генерал провел несколько удачных сражений, и англичанам понадобились срочные новые планы и перегруппировка войск. По идее, генерал Бургойн, шедший на юг из Квебека, должен был объединиться с генералом Хоу, вышедшим из Нью-Йорка на север, чтобы окружить Колониальную Армию. При этом соотношение роялистов и колонистов должно было по плану быть не то два, не то три к одному.

Но тот член Парламента, в обязанности которого входило подписать и отправить приказ генералу Хоу, забыл это сделать и уехал на охоту, из Лондона в Кент.

Бургойн на место встречи прибыл, а Хоу продолжал торчать в Нью-Йорке. Воспользовавшись этим, колонисты окружили армию Бургойна, которая тут же сдалась. В подписании документа, свидетельствующего о сдаче, Бургойн поучаствовал своеобразно – проявив истинно английское чувство юмора и приписав саркастический комментарий к каждому предложенному американцами пункту.

Этот же генерал затем баллотировался в Палату Лордов в Лондоне весьма своеобразным способом: пришел на выборное собрание с двумя пистолетами в руках и в окружении своих солдат. Был оштрафован на тысячу фунтов стерлингов.

Хоу все-таки выступил из Нью-Йорка на север, с большим опозданием, после чего ему пришлось отступать, и отступать очень быстро.

И был Чесапикский Залив, место расположения сегодняшней столицы Соединенных Штатов. И была стремительно отступающая английская армия. Колонисты подкатывают артиллерию. Англичане уходят к воде, где их ждут суда. В этот момент в этих же водах неожиданно появляется французский флот, который с большим удовольствием несколькими залпами эти суда топит, посему англичанам путь к дальнейшему отступлению оказывается отрезан. Их окружают и заставляют сдаться.

Король Джордж Третий читает Декларацию Независимости и реагирует так: «Накарякали, накарякали тут…»

После этого Континентальная Армия сохраняется на всякий случай в полном составе, благодаря увещеванием Вашингтона и вопреки недовольству Конгресса, до самого подписания мирного договора в Париже, в 1783-м году.

У новой страны нет ни законов, ни конституции, ни официальных границ. Все это предстоит как-то придумать и сформулировать. Но самый умный (и самый капризный) Джефферсон решает, что пора и отдохнуть, и выговаривает себе должность американского посла во Франции. И живет в Париже со своей любимой девушкой, она же квартеронка (на четверть негритянка) и его собственность, которая ТОЖЕ не очень хочет обратно в Америку, поскольку в Америке она – рабыня Джефферсона, а в Париже у нее светский салон и все от нее без ума.

Возвращаются они в Америку (помогать писать Конституцию) только когда разъяренная толпа начинает развешивать парижских аристократов на фонарях вдоль Риволи. Джефферсону, очень любившему Париж, эти пейзажные новшества совершенно не понравились. Что, мол, такое – я тут отдыхаю, веду светский образ жизни, а мне вон чего кажут. Нет, так дело не пойдет. Что ж, поедем обратно, а то дураки без меня ничего придумать не могут в смысле конституции.

Может, все это было не совсем так. Но настораживает именно совпадение по времени – Французской Революции, возвращения Джефферсона, написания Конституции и избрания Президента.

До примерно середины восемнадцатого века с рабовладением в Колониях дело обстояло, как везде. Белые рабы наличествовали и воспринимались совершенно спокойно. Наличествовали также свободные негры, имевшие рабов, в том числе и белых. Этот факт старательно обходится сегодня всеми историками.

Человечество спокойно пережило феодализм, вступило в эпоху Индустрии, а рабовладение так толком и не было признано пройденным этапом.

Когда наладилась поставка из Африки, белых рабов в Америке держать стало невыгодно. Одна морока. Откуда мне знать, раб он или нет. Как его ловить, если он сбежит. Черного ловить проще: если черный и бежит, значит – беглый раб. Хватай и заставляй признаваться, кто хозяин, получишь от хозяина вознаграждение.

Затем на стремительно индустриализирующемся Севере потребность в рабах отпала совсем, содержать их стало безумно дорого и нерентабельно, и, без всякой помпы, штат за штатом стал запрещать на своих территориях рабовладение. Кроме этого, в нескольких штатах, присоединившихся к Союзу в девятнадцатом веке, рабов не было изначально.

Казалось бы – все хорошо, а дальше будет лучше, но наметился, увы, порочный круг.

Во-первых, как это всегда бывает, освобожденные рабы оказались в еще худших условиях, чем были раньше. Денег нет, и на работу никто не берет. Хоть пропади. И многие ехали в рабовладельческие штаты и там продавали себя в рабство.

Во-вторых, естественный отбор никто не отменял. Часть населения, проведшая больше века в рабстве, дает потомство, склонное к рабству, поскольку протестующие отсеиваются – и хозяевами, и собственно женщинами, которые ищут в будущем муже надежного отца для будущих своих детей, а не безумного повстанца, который, поди, еще и изменять ей будет.