Борис Барков - Однажды Сталин сказал Троцкому, или Кто такие конные матросы. Ситуации, эпизоды, диалоги, анекдоты

Недели через две Костров явился к Шувалову.

— Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович, — сказал ему с укоризною Шувалов, — что ты променял дворец на кабак?

— Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке, — отвечал Костров, — право, не променяете его ни на какой дворец!

Однажды английский посланник подарил Екатерине II огромный телескоп. Наступил день испытания телескопа.

— Я не только вижу на Луне горы, но даже лес, — сказал один из придворных сановников, прильнув к окуляру.

— Вы возбуждаете во мне любопытство, — произнесла императрица, поднимаясь с кресла.

— Не торопитесь, ваше величество! — воскликнул придворный. — Уже начали рубить лес.

Вы не успеете подойти, как его уже не станет.

Говоря о храбрости, Екатерина II как-то сказала:

— Если бы я была мужчиною, то была бы непременно убита, не дослужившись до капитанского чина.

Однажды Екатерина II увидела в окно старушку, которая гонялась за курицей и никак не могла ее поймать. Поинтересовавшись, кто такая и почему она так себя ведет, императрица услышала ответ:

— Государыня, эта бедная старушка — бабушка нашего поваренка. Он дал ей курицу, а та выскочила у нее из кулька.

— Да эдак, глупый, он измучает свою бабушку. Если она так бедна, давать ей из моей кухни каждый день по курице, но битой.

Генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский во время своего доклада сказал Екатерине II:

— На Сенат стали с некоторого времени смотреть как на учреждение, некоторым образом контролирующее и стесняющее верховную власть, и это мнение все более и более в народе утверждается.

Екатерина II ответила:

— Пособить этому весьма легко: надо только в сенаторы жаловать людей знатного рода, неукоризненной честности, но недалекого ума.

Екатерина II немка и всегда стремилась быть во всем — от одежды до убеждений — более русской, чем сами русские, и никогда не уставала об этом напоминать.

Однажды, находясь в Царском Селе, она почувствовала себя нехорошо, и придворный врач сделал ей кровопускание. В это самое время ей доложили, что приехал из Петербурга князь Александр Андреевич Безбородко узнать о ее здоровье. Императрица приказала его принять.

Лишь только Безбородко вошел, Екатерина, смеясь, сказала ему:

— Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила.

Как-то за обедом у Екатерины II зашел разговор о ябедниках. Императрица предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, лишь граф Разумовский не дотронулся до своего. Екатерина, заметив это, спросила, почему он не доброжелательствует честным людям.

— Боюсь, мор будет, государыня, — ответил Разумовский.

Поэт Гаврила Романович Державин, в бытность свою статс-секретарем при императрице Екатерине II, докладывал ей раз какое-то важное и непростое дело. В пылу спора он схватил за конец надетой на царицу мантии, та тотчас прекратила спор.

— Кто еще там есть? — хладнокровно спросила она вошедшего на звон колокольчика камердинера.

— Статс-секретарь Попов, — ответил камердинер.

— Позови его сюда.

Попов вошел.

— Побудь здесь, Василий Степанович, — сказала с улыбкой Екатерина II, — а то вот этот господин много дает воли своим рукам и, пожалуй, еще прибьет меня.

Державин опомнился и бросился на колени перед императрицей.

— Ничего, — сказала она, — продолжайте, я слушаю.

Некий чиновник имел место, которое в то время обогатило бы всякого, но по собственной честности не нажил ничего и вышел из службы чист и беден. Его представили к пенсиону.

Государыня Екатерина II спросила, что он, конечно, сберег что-нибудь из своих экстраординарных доходов. Ей доложили, что он ничего не имеет.

— Или он дурак, — отвечала она, — или честнейший человек, и в обоих случаях имеет надобность в пособии.

И подписала указ.

Один старый генерал представлялся однажды Екатерине II.

— Я до сих пор не знавала вас, — сказала императрица.

— Да и я, матушка государыня, не знал вас до сих пор, — ответил он послушно.

— Верно, — сказала Екатерина с улыбкой. — Где же знать меня, бедную вдову!

К празднованию 75-летия Санкт-Петербурга императрица Екатерина II получила подарок из Тулы. Но не самовар, а роскошный печатный пряник диаметром три метра. Это был, вероятно, самый большой пряник в мире того времени.

На пряничном поле раскинулась подробная карта российской столицы с указанием мелких проулков и тупичков.

Екатерина II к Новому году более всего любила подношение одного из петербургских промышленников. Тот ежегодно присылал во дворец огромное золотое блюдо с всевозможными фруктами. Императрица радовалась этому подарку как девчонка, прыгала, хлопала в ладоши. И ужасно волновалась, если с утра это блюдо не было доставлено ей в гостиную, — «не случилась ли чего?..».

Как человек светский, князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов часто бывал при дворе, где его отметила императрица Екатерина II. Приглядевшись к молодому военному, императрица прямо спросила князя:

— Не желаете ли вы, сударь мой, отличиться не на дворцовом паркете, а на поле чести?

— С большим удовольствием, — поклонился в ответ князь.

Один престарелый министр жаловался Нарышкину на каменную болезнь, от которой боялся умереть.

— Нечего бояться, — успокоил его остряк, — здесь деревянное строение на каменном фундаменте долго живет.

Как-то в разговоре государь спросил у Нарышкина:

— Какое звание предпочтительнее при дворе?

— Фрейлин флигель-адъютантов вашего величества.

— Почему?

— Потому что одни любимы, а перед другими преклоняются.

Получив вместе с прочими дворянами бронзовую медаль в память Отечественной войны 1812 года, Нарышкин воскликнул:

— Никогда не расстанусь я с этой наградой; она для меня бесценна — ее нельзя ни продать, ни заложить.

Во время заграничного путешествия Нарышкину предложили на берегу Рейна взойти на гору, чтобы полюбоваться на живописные окрестности.

— Покорнейше благодарю, — ответил он, — с горами я обращаюсь всегда как с дамами — пребываю у их ног.

В 1757 году родители определили Мишу Кутузова учиться в Инженерную школу.