Ал. Алтаев - Леонардо да Винчи

Франциском I была одержана победа над Миланом, Пармой и Пьяченцей. Он победил и папу Льва X. Битва была кровопролитная. На поле брани осталось шестнадцать тысяч убитыми и ранеными. Король, проходя мимо груды изуродованных тел, воскликнул:

— Великий боже! Как тяжело, как скорбно видеть, сколько погибло храбрых, славных людей!

Попав в Милан, Франциск, подобно своему предшественнику, захотел самым тщательным образом осмотреть город.

Прежде всего он посетил монастырь Мария делле Грацие, где увидел «Тайную вечерю». И, подобно Людовику, Франциско сказал:

— Я хочу, чтобы эта картина была на моей родине, хотя бы для этого пришлось перевезти всю церковь. Подумайте хорошенько над способами перевозки, а я не поскуплюсь на издержки.

Архитекторы и инженеры не спали ночей над решением этой задачи и не могли ничего придумать.

— Всехристианнейший король, — доложили Франциску, — стену и церковь перевезти невозможно.

— Невозможно! Но если невозможно увезти картину, то я возьму с собою художника. Он напишет мне другие, столь же гениальные произведения — ведь он все еще значится художником французского короля. Слушай, — обратился он к своему секретарю, — ты сейчас же отправишь письмо мессэру Леонардо да Винчи с выражением нашей благосклонности и непременным желанием видеть его в Милане.

Но Леонардо и сам рвался из Рима и до получения королевского приглашения уже собирался покинуть «вечный город» в сопровождении Мельци и Вилланиса. С остальными учениками он расстался: некоторые захотели открыть собственные мастерские, Больтрафио, выказавшего большой талант и опытность, Леонардо сам уговорил работать самостоятельно.

Встреча с королем была назначена в Павии.

Лишь только художник ступил на землю Павии, к нему явились выборные от городских властей. Униженно кланяясь, эти синьоры просили мессэра Леонардо поскорее придумать что-либо для устраиваемого городом в честь короля праздника.

Он в первый раз видел Франциска, и король произвел на него впечатление осанкой, звучным голосом, величественными жестами.

Леонардо недаром, впервые увидев Франциска, сделал зарисовку львиной головы в своей записной книжке. Эта зарисовка вскоре пригодилась ему для выполнения королевского — заказа к торжественному празднику явления нового властелина народу.

Едва король появился на площади, как к нему подошел лев-автомат; двигаясь медленно и важно, он раскрыл свое сердце, из которого к ногам Франциска упал букет белых лилий — цветов, входивших в герб французских королей.

Выдумка художника произвела эффект. Король довольно улыбался. Леонардо стоял перед ним в своем черном одеянии, с длинными седыми волосами, придававшими ему вид патриарха, и смотрел на него пытливо ясными голубыми глазами. И под влиянием этого мудрого взгляда Франциск, может быть первый из государей, не решился обратиться к художнику на «ты».

— Мессэр Леонардо, — обратился он к художнику почтительно, — надеюсь, что вы будете сопровождать меня в Болонью?

Леонардо не выразил ни изумления, ни радости.

— Если будет угодно вашему величеству, — отвечал он равнодушным тоном, кланяясь королю.

Леонардо должен был отправиться вместе с французским королевским двором в Болонью, куда ждали Льва X для переговоров о мире.

Снова увидел Леонардо изнеженную, дряблую фигуру римского первосвященника. Но теперь это не был посылавший гром и молнии владыка, сыпавший проклятия и дававший отпущение грехов. Смиренный, заискивающий, смотрел он на французского короля, которого ненавидел, боялся и от которого ждал милостей.

Как недоставало среди карикатур, когда-то очутившихся в руках Леонардо, такой, которая бы отразила этот новый момент в жизни наместника Христа на земле!..

Франциск знал, какую незначительную роль играл Леонардо при папском дворе, и, желая уколоть Льва X, нарочно обратился особенно почтительно к Леонардо:

— Любезнейший мессэр Леонардо, великий маэстро… Я хочу особенно горячо поблагодарить его святейшество за то, что он осчастливил меня вашим присутствием…

Сколько было в этом обращении едкой насмешки! И эта подчеркнутая почтительность к художнику, которого он назвал «великим маэстро», и эта благодарность покоренному от покорителя, перед которым трепетала вся Италия!

Папа, улыбаясь, отвечал в тон Франциску:

— Я весьма счастлив, что наш друг христианнейший король находит удовольствие в обществе этого почтеннейшего из всех художников Италии. Я всегда любил его, как сына.

И лукавый взгляд мягко, почти любовно остановился на Леонардо, которого он еще так недавно низвел до службы на монетном дворе.

— Я не забываю милостей его святейшества, — прозвучал голос художника с легким оттенком иронии.

Лев X слегка покраснел, закусив губу.

Леонардо изучал лицо папы, стараясь запечатлеть в памяти то жалкое и в то же время злое, что было в этом мягком, дряблом лице, в близоруких выпуклых глазах и заискивающей улыбке, в этой любезности затаенного бешенства. И рука его незаметно занесла в записную книжку несколько смелых штрихов. Франциск, улыбаясь, следил за рукою художника.

Когда кончилась аудиенция и Лев X удалился, король весело сказал:

— Мессэр Леонардо, а ну, познакомьте нас со святым отцом, наместником Христа, в образе просителя. Уверен, что вы не упустили такого благодарного случая.

Леонардо молча раскрыл записную книжку. Франциск долго смотрел на листы, испещренные рисунками. Перед ним появился смело нарисованный набросок, образ уродливый, отталкивающий и в то же время притягивающий своим уродством. В записной книжке папа фигурировал в разных позах, очевидно, как результат неоднократных наблюдений. Были тонко подмечены самые различные душевные проявления этого человека в пышной одежде и тиаре. В одном месте был изображен ханжа, поднимающий к небу сладенькие глазки; в другом — съежившийся и перепуганный человек, подбирающий рясу; в третьем — мягкие черты приобрели неестественную жесткость из-за злобно сощуренных глаз. Франциск залился громким смехом.

Король скоро уехал во Францию, в Амбуаз. Леонардо некоторое время погостил у Джироламо Мельци на вилле Ваприо и последовал в Амбуаз, согласно королевскому приглашению.

Если бы был жив бедняга Зороастро, он, наверно, сказал бы:

«Авось и на французской земле для лошади будет достаточно сена…»

Амбуаз прилегал к болотистой, нездоровой местности, бедной и печальной, но в нем жилось очень весело, по крайней мере в королевском дворце. Король и супруга его, королева Клод, были окружены пышным двором; одних лошадей насчитывалось при дворе около восемнадцати тысяч. Король любил веселиться, а вместе с ним веселились и все окружающие.