Николай Петраков - Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

К сведению господина Аринштейна, нынче и впредь ни Петракову, ни всем тем, кто захочет принять участие в исследовании жизни и творчества Пушкина, спрашивать дозволения у Аринштейна нет необходимости. Не имеет значения, каким образом человек зарабатывает себе на жизнь или в какой области трудится. Имеет значение только его компетентность: знание контекста быта и нравов пушкинского времени и умение анализировать пушкинские тексты. А в этом Петракову не отказать.

Он, в частности, и показывает в своей книге, что любовь Дантеса к Наталье Николаевне – миф, что так называемые письма Дантеса невозможно цитировать целиком ни в рамках общепринятой версии, ни в изложении версии Аринштейна. «О какой искренности в описании своих чувств к внезапно и навсегда покорившей его женщине («я готов был упасть к ее ногам и целовал бы их, если бы мы были одни») можно серьезно говорить, – пишет Петраков, – когда Дантес в том же письме, но на другой странице цинично пишет: «Однако не ревнуй, мой драгоценный, и не злоупотреби моим доверием: ты-то останешься навсегда, что же до нее – время окажет свое действие и ее изменит, так что ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил. Ну а к тебе, мой драгоценный, меня привязывает каждый новый день все сильнее, напоминая, что без тебя я был бы ничто".»

Совершенно очевидно, что письма были сфальсифицированы, чтобы оправдать поведение Дантеса, прикрывавшего императора; приходится удивляться лишь слепоте пушкинистов, углядевших в этих «письмах» искреннюю любовь.

Однако больше всего в этой истории борьбы с книгой Петракова меня удивило трогательное единодушие пушкинистов, как один сосредоточившихся на том, что «Наталья Николаевна не могла» и что «600-летний дворянин Пушкин не мог». Складывается впечатление, что это единодушие организовано – или, точнее, инициировано. А поскольку единственным печатным откликом на книгу Петракова была рецензия известного литературного критика Бенедикта Сарнова «Тамара ему, конечно, изменила» во 2-м номере журнала «Вопросы литературы» за этот год, то напрашивается вывод, что именно этим выступлением нашего теоретического литературного журнала и задан тон поведению пушкинистов. Хотя Сарнов – не пушкинист, зато журнал – академический, директор ИМЛИ Ф.Ф.Кузнецов – член редсовета журнала, а Сарнов – член редколлегии; пушкинисты могли ведь и прислушаться к этому почти официальному мнению.

Не иначе как все выступавшие по телевидению были введены в заблуждение словами и тоном следующего абзаца рецензии Сарнова:

«Только переживаемым нами сейчас всеобщим одичанием можно объяснить, что академику РАН могло взбрести на ум, будто… Александр Сергеевич Пушкин, такой, каким он был, с его дворянским чувством чести и дворянскими предрассудками, мог затеять такую хитро-мудрую (невольно напрашивается тут другой, более грубый эпитет) акцию по обгаживанию самого себя, – не то что даже просто замыслить этот иезуитский, макиавеллиевский розыгрыш, идея которого могла бы родиться разве только в больном мозгу какого-нибудь Свидригайлова…»

Между тем известно, что Сарнов баловался пародиями, он может и пошутить; например, иначе чем шуткой разве можно назвать слова Сарнова о том, что «Дантес, оказывается, искренне любил Наталью Николаевну»? Сарнов на голубом глазу поиздевался над нашими пушкинистами, а те восприняли его «рецензию» как «руководство к действию». Но ведь нельзя же всерьез принимать обвинение в советскости со стороны человека, который в советские времена в литературоведческих статьях для подтверждения своей лояльности советской власти цитировал Маркса и Ленина или писал рассказы о «всаднике с красной звездой», – ведь это было бы с его стороны верхом подлости! Нет-нет, я не могу поверить, что Сарнов на такое обвинение способен!

На самом деле Сарнов, как опытный пародист, просто написал свой текст от лица героя-литературоведа, в котором изобразил посредственного, злобного и завистливого литератора, пишущего рецензию на книгу Петракова. Лирический герой его критической статьи в «Вопросах литературы» (который и говорит «я» и «мне») думать не умеет, поэтому он просто набирает на две трети объема рецензии цитат из рецензируемой книги и других источников (этот прием называется «гнать строку»), после каждой второй цитаты вместо ответов на аргументы автора вставляет что-нибудь ироническое – ирония ведь хотя и не является аргументацией, зато всегда выглядит как свидетельство правоты; а в качестве аргументации в поддержку его «тезисов» и «версий» подливает в сатирический огонь своей пародии пафосу. На закуску он приводит цитату из Сергея Эйзенштейна, и все это завершает подчеркивающим омерзительность этого лирического героя пассажем о советскости автора рецензируемой книги.

Я снимаю шляпу перед этим героем-литературоведом, «затеявшим такую хитромудрую (невольно напрашивается тут другой, более грубый эпитет) акцию по обгаживанию самого себя» (далее – по тексту цитаты из «Тамары»). «Только переживаемым нами сейчас всеобщим одичанием» наших пушкинистов можно объяснить тот факт, что они приняли эту «мениппею» всерьез и во всеуслышание, с экранов телевизоров, поддержали наглую спекуляцию этого литературоведческого персонажа из постперестроечных времен!

Уже после публикации «Демонов» свою статью «Что Сарнов отбивает у статуи?» прислал в РК исследователь творчества Н.Кукольника из Таганрога Александр Николаенко (к сожалению, недавно скончавшийся), и газета опубликовала ее 15 сентября 2004 г.:

Во 2-м номере журнала «Вопросы литературы» за этот год Бенедикт Сарнов опубликовал статью «Тамара ему, конечно, изменила». В ней речь идет о недавно вышедшей книге академика Николая Петракова «Последняя игра Александра Пушкина». Сарнов не согласен с автором книги. Он считает, что знаменитое свидание Натальи Николаевны у Полетики не могло быть с Николаем I. Оскорбительные «дипломы рогоносца», полученные Пушкиным накануне дуэли, не могли быть написаны самим Пушкиным. Дантес не мог быть подставной фигурой, прикрывавшей связь жены Пушкина с Николаем. По мнению Сарнова все эти предположения, высказанные Петраковым в книге, не верны, потому, что Петраков по образованию и роду своей деятельности экономист, и к тому же не просто экономист, а экономист советский. И поэтому, считает Сарнов, он взялся не за свое дело.

Сарнов также утверждает, что фактов, подтверждающих выводы Петракова, нет никаких. Есть только соображения. Правда, сам Сарнов не утруждает себя доказательствами. Где, например, доказательства, что у Полетики состоялось свидание Натальи Николаевны с Дантесом? Их нет. Ведь это известно лишь со слов самой Натальи Николаевны. А что она должна была говорить мужу, если свидание действительно было с Николаем? Не иначе, как «вешать лапшу на уши».