Виктор Гришин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

Дома Алексей Николаевич никогда не говорил о своей работе, каких-либо сложностях или трудностях. Более того, я, например, вообще не слышала от него высказываний о Сталине, Хрущеве, Брежневе, других руководителях, с которыми он общался. Зато непременно, буквально при каждой встрече подробно расспрашивал меня, как идут дела у метростроевцев, а однажды завел разговор об истории:

– Скажи-ка, Татьяна, а вот интересно, кто был первым, кто начинал строить московское метро?

И я рассказала о замечательных, удивительных людях – о Павле Павловиче Ротерте, крупном инженере-строителе, профессоре. Он принимал участие в сооружении Днепрогэса, а в 1932 г. стал первым начальником Метростроя. Кстати, и до сего времени в столице есть улица, названная его именем. Заместителем Ротерта был Егор Трофимович Абакумов, донецкий шахтер, который привез с собой в Москву огромную бригаду горняков. На метрополитене работали крупнейшие ученые и инженеры страны, прежде всего те, кто досконально знал тоннельное дело – А.И. Барышников, Н.А. Ермолаев, И.Д. Гоцеридзе. Они были как бы «мозговым центром» Метростроя. Мы, комсомольцы, постоянно общались с этими людьми. У нас, «зеленой», зачастую малограмотной молодежи были энтузиазм и задор, зато у них – богатый опыт и знания.

Разумеется, Алексея Николаевича особенно интересовали подробности строительства метрополитена в Ленинграде, городе, где он родился, где прошли его детство и юность. Детали он стремился узнать, что называется, из первых рук – ведь я туда по метростроевским делам часто ездила и конечно была в курсе всех дел. Любопытно, ходили слухи, что в Ленинграде метро вообще построить нельзя из-за тяжелых геологических условий. Но слухи – всегда слухи. Практика показала, что геология там весьма благоприятна – почти везде одни однородные глины. Не то что у нас, в Москве.

И конечно, я вспоминала об Иване Георгиевиче Зубкове, первом начальнике Ленметростроя. До этого он работал в Москве, был у нас главным инженером, начальником шахты. С ним на невские берега уехали тогда триста москвичей-метростроевцев. Ленметрострой был образован в 1940 г. и очень быстро сумел развернуть работы – удалось пройти пятнадцать вертикальных скважин, начать горизонтальные выработки и подходы к трассе, уложить четырнадцать тысяч кубометров бетона. Но началась война, шахты пришлось затопить, а метростроителям поручили возводить сложные оборонительные и другие сооружения, крайне необходимые осажденному городу. В тяжелые блокадные дни они под непрерывным обстрелом тянули железнодорожную линию от Шлиссельбурга до станции Поляны. Именно по этому пути, после прорыва вражеского кольца, пришел в Ленинград первый поезд с «Большой земли». В ноябре 1943 г. генералу Зубкову, начальнику Управления военно-восстановительных работ фронта, присвоили звание Героя Социалистического Труда. А он был не только опытным инженером-тоннелыциком, но и отличным мостовиком.

Однажды потребовалось осмотреть разрушенный мост через реку Свирь близ Лодейного Поля. Он сказал: «Поеду на дрезине». – «Нет, – ответило начальство. – Надо быстрее. Лети…» 28 июня 1944 г. при возвращении с задания на подходе к аэродрому у потрепанной машины неожиданно оторвалось крыло…

Этих подробностей Алексей Николаевич не знал. С Зубковым он, оказывается, был знаком по блокадному Ленинграду, когда занимался эвакуацией предприятий из осажденного города. Ведь метростроевцы сооружали на Ладоге порт Осинец, который стал одним из центров знаменитой ледовой «Дороги жизни»…

21 февраля 1964 г., в день рождения Алексея Николаевича звонит Клава:

– Татик, обязательно приезжай, нашему папе сегодня присвоили звание Героя Социалистического Труда. Это надо отметить!

Я уже, конечно, газеты с портретом Алексея Николаевича на первых страницах, указом, подписанным Брежневым, видела. Ровно в восемь сели за стол. По этому случаю Клавдия Андреевна и Аннушка постарались – в изобилии были сибирские пельмени – любимое блюдо юбиляра. Ну, как и полагается – звучали поздравления, тосты. Я, откровенно говоря, ни вино, ни тем более коньяк не любила и не пила. Вдруг Алексей Николаевич меня спрашивает:

– Татьяна, какой же ты шахтер, если рюмку коньяка за мое здоровье не выпьешь?

Пришлось, конечно, выпить. Потом Алексей Николаевич предложил сделать небольшой перерыв, размяться. Все встали и шумно задвигали стульями. Я вышла в соседнюю комнату – крохотную гостиную и – замерла от восторга: на маленьком столике стоял чудесный куст живой махровой белой сирени. Потом мой взгляд упал на красную коробочку, в которой лежала Золотая Звезда Героя. Я взяла ее, вбежала в столовую:

– Подождите, товарищи, посмотрите, что тут! Оказывается, Алексей Николаевич уже получил награду, а нам ничего не сказал!

Тут поднялся настоящий гвалт. Снова сели за стол – никакого перерыва. Заставили Алексея Николаевича звездочку в рюмку с коньяком опустить. Потом кто-то из мужчин прикрепил ее ему на костюм. Застолье продолжалось, вечер закончился песнями. Как всегда, солировал обладавший прекрасным голосом Алексей Иванович Шахурин…

С большим уважением и нежностью Алексей Николаевич относился к дочери. И хотя называл ее несколько грубовато «Люськой», в голосе его всегда отчетливо звучали ласковые нотки. Ее пятидесятилетие отмечали на даче в Архангельском. Народу собралось не очень много. Из-за стола поднялся Алексей Николаевич и самые первые, самые проникновенные слова он сказал о Клавдии Андреевне. Было очень тихо, все понимали, что значит для него, когда в золотой юбилей дочери рядом нет самого любимого и родного человека – жены и матери. Поздравив Люсю с юбилеем и орденом Дружбы народов, которым она была награждена, он расправил плечи и улыбнулся:

– А как здорово, друзья, что Люська у меня директор библиотеки! Какая хорошая работа! Вот пойду на пенсию, обязательно стану работать в библиотеке, буду сидеть и книжки почитывать. Красота – сиди и почитывай.

А Люся ему:

– Ну-у, пап, я что ж, по-твоему, только и делаю, что читаю?

– Не знаю, не знаю, как там ты, но это здорово, когда можно спокойно посидеть, отдохнуть за книгами.

Он очень любил литературу, театр, но времени на все это у него, к сожалению, не было…

Последний раз я видела Алексея Николаевича в декабре 1980 г. Звонит мне Люся:

– Танечка, вы не хотели бы завтра поехать со мной в больницу, навестить папу?

– Конечно хочу, – отвечаю я.

На следующий день, а это было воскресенье, она заехала за мной, и через пятнадцать минут мы были на Ленинских горах, у недавно построенной клинической больницы на Мичуринском проспекте.