Царские дети и их наставники - Борис Борисович Глинский
Помощь проекту
Царские дети и их наставники читать книгу онлайн
На подобные темы Жуковский часто беседовал с учениками, изъясняя им их будущие обязанности, роль в жизни и возбуждая их к работе, повиновению, самодеятельности и самообладанию.
Эти беседы наставника имели большое влияние на развитие великого князя и находили себе в его мягком и благородном сердце полный отклик и добрую почву. Слова умного и просвещённого руководителя учебных годов наследника прочно запечатлелись золотыми буквами на складе убеждений царственного ученика. Он явил собой нашему Отечеству тот возвышенный образ монарха, у которого благо народное стояло выше всего, любвеобильное сердце которого всегда было доступно горю и нужде.
X
Следы влияния добрых наставников замечаются в словах и действиях наследника еще в раннем возрасте. Так, он всегда утверждал, что «должно неотменно прощать обиды, делаемые нам лично; но обиды, нанесённые законам народным, должны быть судимы законами; существующий закон не должен делать исключений ни для кого». В этих детских словах, содержание коих в значительной степени совпадало с тем, что неоднократно повторял и Жуковский, несомненно виден уже будущий благородный законодатель, даровавший нашему Отечеству гласный суд, скорый, правый и милостивый, перед которым сравнялись люди знатного происхождения и большого богатства с представителями бедноты и низших слоёв.
Старание наставника развить в ученике чувство милосердия и быть всегдашним заступником обиженных и обездоленных увенчалось также полным успехом и проявилось даже тогда, когда наследнику шёл всего тринадцатый год. Так, узнав, что офицер Слепцов скончался от ран, полученных при взятии Варшавы, он, весь в слезах, бросился в объятия Мердера со словами:
— Бедная госпожа Слепцова, как она несчастлива! О, как я сожалею о ее сыне: я уверен, что она будет неутешна!
— Да, мой милый великий князь, — ответил Карл Карлович, — вы справедливо говорите, что Слепцова несчастлива; кроме ужасного удара, понесённого ею, ей предстоит еще другой: она может потерять всё свое состояние.
— Как так? — с тревогой в голосе спросил наследник.
Мердер удовлетворил его любопытству, объяснив вкратце, что есть судебный процесс, который семьей Слепцовых хотя и выигран, но не может быть приведён в исполнение, причём прибавил:
— Вы хорошо сделаете, если передадите все слышанное государю императору.
Александр Николаевич поспешил выполнить совет воспитателя. Государь узнал всю правду, помог своей властью бедной Слепцовой, и благосостояние ее было спасено.
Кроме таких единичных случаев помощи нуждающимся, в план воспитания нарочно был введён отдел благотворительности, о коем и упоминал Жуковский в беседе с государем. Дело в том, что из сумм наследника, по заведённому обычаю, всегда уделялась некоторая доля на оказание помощи нуждающимся. Мердер совместно с Жуковским устроили среди своих учеников особую «кассу благотворения», которая составлялась из взносов, соответствовавших успехам в науках и поведении всех трех воспитанников, соразмерно полученным ими отличным отметкам.
Два раза в год, после каждого экзамена, подводился итог, сколько кем собрано денег на какое-либо благотворительное дело.
Таким образом, великий князь и его товарищи только хорошими успехами и добрым поведением должны были заслужить «право делать добро». Такая касса действовала во все время воспитания наследника, и последний, благодаря ей, познал истинную цену делам добра, цену работе на пользу страждущих и нуждающихся.
Но не только к имущественным недостаткам ближних чувствовал наследник соболезнование; он скорбел о всяком тяжком их положении, и всякое чужое горе становилось ему понятно. Вот едет государь в Варшаву, на станции сгоняют лошадей; Александр Николаевич жалеет крестьян и понимает, как тяжело им, в рабочее время, отрывать лошадей от пашни. Посещает ли он фабрики, ему становится грустно за малолетних рабочих, вынужденных проводить целый день среди шума и грохота машин. Во всех, даже маленьких, случаях жизни он, действительно, в каждом ближнем прежде всего спешит разглядеть то «святейшее звание — человека», о коем ему так много всегда говорил поэт-наставник.
Посылая однажды своему царственному ученику картину, изображающую Александра Невского, Жуковский писал ему:
