Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера

Об этом можно говорить бесконечно, как и бесконечно слушать, но вы можете спросить: «А как же быть с принципами, о которых я пишу и которые въелись в мою кровь вместе с молоком матери? Разве можно убить одного, а после убивать дальше?!». У меня нет прямого и честного ответа на этот вопрос. И вообще, если и возможно пролить на него свет, то лишь комплексно, начиная с того, что любой офицер — потенциальный убийца, а если не так, то грош ему цена как профессиональному военному, задача которого сводится не столько к защите, что скорее относится к мотивированному объяснению уничтожения противника, а именно к самому уничтожению живой силы, то есть себе подобных.

Вся его подготовка, начиная с военного училища или, как сейчас принято называть, военных университетов и академий, кроме изучения технических и специальных наук, сводится к привыканию к «чувству локтя», жёсткой дисциплине, ответственности не только за себя и свои поступки при выполнении приказов, но и за жизнь товарищей и подчинённых. Плюс умение командовать так, чтобы подразделение, находящееся в его подчинении: а) выполнило поставленную задачу, причем заметьте, часто любой ценой; б) понесло как можно меньшие потери, где «а» и «б» выполняются только через… убийство. То есть повторюсь: уничтожение живой силы противника и техники, которой он пользуется, и тем успешнее, чем этого противника останется меньше.

Достаточно вспомнить политзанятия советских времён, когда звучали эпитеты в сторону вероятного противника, вызывающие не только отвращение, но и ненависть, злобу, и чем выше уровень замполита, тем выше степень таких вызываемых им чувств. Тогда, всё это слушая и обсуждая в промежутках между «парами», ловил себя на мысли, что даже глазом не моргну, сколько бы этих самых «воинов империализма» ни было: десятки, сотни или больше, — стрелял бы до последнего патрона. Так кем я был ещё тогда, воспринимая такие мысли как норму?!

Вообще, как вы думаете, зачем человек изобрёл оружие и почему его к нему так тянет? И сильно ошибётесь, если посчитаете, что для обороны. Все войны, начиная аж от племенных в древности до современных локальных и мировых, имеют одну цель — завладевание материальными ценностями, полезными ископаемыми, площадями земли и какими-то на них ресурсами или возобладанием над ними, или же с помощью них влияния над кем-то. А те стороны, которые вынуждены обороняться и, как часто бывает, проигрывают, не имели до начала развития боевых действий в отношении не принадлежащих им материальных ресурсов никаких агрессивных замыслов, но просто владели, чем владели и пользовались. В моей семье из предков по мужской линии нет ни одного, кто ни лишал бы жизни себе подобных, служа Отечеству, а первый из них, о ком дошли сведения, служил в войске князя Пожарского, и служил верой и правдой.

Это никого не оправдывает, ничего не объясняет, но даёт начальную часть мотивации, на которую наложилось то, что наложилось.

Однажды мы с моим «точильным камнем» смотрели фильм «Догвилль» в главной роли с Николь Кидман. Декорации почти отсутствовали, всё снималось в павильоне и имело вид фильма-спектакля советских времён, что, собственно говоря, и вывело на первый план игру актёров и саму суть произведения. Чем дальше мы его смотрели, тем большее впечатление он производил. Преображение главной героини из человека, не приемлющего насилие, гуманного и милостивого, настроенного благожелательно к каждому, с готовностью не только помочь, но и взять чужую боль, отдавая последние силы, — в человеконенавистницу, причём стараниями самих же людей, на помощь которым она направила все свои силы. Причём отец, глава мафиозного клана, не задумывающийся перед убийством виновных или невиновных, не смог показать ей грязь всего мира и раскрыть глаза на чёрную сторону душ людей. Дочь оказалась беззащитна, полагая, что каждый человек достоин не только снисхождения, но и обычного человеческого тепла и понимания. Закончилась эта трагедия выстрелами в юношу, предавшего её, и расстрелом невинных, но издевающихся на нею детей, причём курок «спускала» она сама. Девушка не просто примирилась с отцом и его взглядами, но «встала» впереди, красной же линией проходила одна мысль — у каждого своя цена и своя черта, за которую он всё-таки, может быть, переступит. Деньги, положение, спокойствие, любимая женщина, честь, семья, дети, обида, власть, месть… Разница лишь в мотиве, как искре, из которой может разгореться пламя. Список этот может добавляться до бесконечности, но все могут найти что-то, что определит, потерю чего или кого он вынести не сможет.

Кстати, у нас была жёсткая дискуссия, и я не был согласен, что это шедевр по той простой причине (которую, естественно, не озвучил), что многое из увиденного переживал сам, конечно, не имеющее ничего общего с перенесённым героиней, но сама суть перестроения отношений в какой-то мере оправдана, как и знакомая подгонка к существующей действительности некоторых частей сознания. Но, если несчастная дочь мафиози прошла путь только туда, к дикой ненависти в отношении людей, то я всё же прошёл его не до конца, не утонул в ненависти, а сумел остановиться и попытаться предпринять шаги обратно, и если испытываю неприязнь, то, прежде всего, к самому себе.

Но человеку самому это сделать невозможно! Теперь понятно, что полагаясь только на себя и свои силы, моя попытка шагать обратно, не могла быть прыжком вперёд, к спасению! Вот здесь и начинаешь чувствовать подставленную Кем-то десницу.

«Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие».

(Евангелие от Матвея Гл. 23 ст. 24

«…оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».

(Евангелие от Матвея Гл. 15 ст. 14)

Уйти от всего, просто сказав: «Ребята, мне с вами не по пути»? Или отказаться, как рассуждают некоторые газетчики или ведущие ТВ программ?

Дело не в том, что они, журналисты, никогда не стояли перед таким выбором и, скорее всего, не будут стоять. Дело даже не в том, что и девяностые-то прошли для них совсем в другом ракурсе, чего, кстати, не скажешь об операх МУРа — те то, отведя взгляд в сторону, всё понимают и иногда, наверно, молятся, что их жизнь сложилась так, а не иначе. И вопрос для них стоит не в осуждении, а в том, будет ли человек, выйдя на свободу, продолжать прежнее или все же одумался?

Позволю себе продолжить: и дело даже не в том, что что-то нужно написать или сказать, и это написанное или сказанное должно, во-первых, звучать, во-вторых, не выходить из общепризнанных разрешенных рамок, а в том, что невозможно понять со стороны ход мыслей людей, стоящих перед выбором, где на одной чаше весов — преступление, а на другой — страх и цена заведомо неподъёмная. Как примеры и осуждение тому времени лежат и гниют кости тех, кто даже не отказался, а просто высказал некоторое осуждение, причем не содеянному, а необходимости делать это, или недовольства, а иногда просто сделав что-нибудь неудачно!