Фаина Раневская - «Моя единственная любовь». Главная тайна великой актрисы

Помнишь, мы однажды увидели военного, молодцеватого, стройного, и очень благородного вида? Ты тогда спросила, почему я вдруг побледнела? Потому, что он был очень похож на Андрея Горчакова.

И еще ты удивлялась, что я не люблю красивых мужчин. Потому, что их внешность – посягательство на мою память, никто не имеет права быть симпатичней Андрея и даже напоминать его.

Ой, как я у Маши в гостиной покраснела! Смешалась, смутилась, что делать, что отвечать, не знала.

Ты себе такую картину можешь представить – я в краске смущения? Не можешь? А зря, бывало, клянусь!

Выручила Маша, она почему-то обрадовалась, захлопала в ладоши:

– Забыла! Фанни о собственном дне рожденья забыла.

Пришлось делать вид, что не ожидала, что она запомнит дату.

А потом мы праздновали мой день рожденья. От первого глотка шампанского пошла кругом голова – и от вина отвыкла, и недоедание давало о себе знать. Мне подкладывали в тарелку, а я все боялась, что наемся и позорно засну от сытости. А еще боялась, что выдам свой интерес к красавцу подполковнику. До сих пор не могу понять, как не наговорила кучу глупостей и не опозорилась. Может, наговорила, да они вежливо сделали вид, что не заметили?

Знаешь, в тот день я поняла, что дворянская жизнь на сцене и в действительности – это небо и земля, вернее, земля и небо.

А еще поняла, как я далека от них – богатых, красивых, дружных с детства, и моя радость по поводу будущей роли как-то сразу померкла. Если бы не интерес к Андрею, больше не появилась бы в доме на Екатерининской.

Я не из бедной семьи, скорее из весьма состоятельной, но еврейской. У отца был большой дом, небольшая фабрика, еще кое-какие дела, приносившие доход, и даже собственный пароход «Святой Николай». В Таганроге Гирша Фельдман считался богатым евреем, а его дом полной чашей.

Но Таганрог сам невелик, к тому же я уже пять лет жила самостоятельно сначала в Москве, потом в Ростове, а теперь вот в Крыму. Мама присылала небольшие суммы, позволявшие не голодать, но потом связь с домом нарушилась, моя семья села на свой пароход и отбыла в неизвестном направлении.

Не тебе объяснять, что артисты крайне ограничены в средствах всегда, но одно дело быть ограниченной, живя в одной квартире постоянно, и совсем иное – то и дело переезжая. Ты либо ничего, кроме самого необходимого, не имеешь, либо постоянно оставляешь мелочи на прежнем месте жизни.

Мы с Павлой Леонтьевной выбрали первое, потому быт наш был до неприличия спартанским, в нем имелось только то, без чего нельзя обойтись. Заходя в другие мещанские дома, мы видели нагромождение безвкусных вещей, часто никому не нужных. Это помогало чувствовать себя выше глупой суеты, вне толпы, над мещанской радостью. Мы театральные, мы не такие.

Машина квартира была далека от размеров нашего дома в Таганроге и от забитости вещами тоже. Она еще до германской войны жила в этой квартире, а потому имела полный набор необходимого для удобства и постоянно пополняла изящными вещичками. Квартира Маши была состоятельной по совсем иным меркам, чем наш дом в Таганроге.

Ее жизнь и жизнь ее брата и друга тоже.

Я не бывала на балах в Дворянском собрании Таганрога, несколько раз посещала только танцевальные праздники в Коммерческом собрании, обожала карнавальные вечера (при этом мой брат Яков ехидно замечал, что при костюме Бабы-Яги мне маску можно и не надевать), категорически не ходила на вечера в гимназии. Но не потому, что плохо танцевала, как раз это я делала прекрасно, музыка всегда снимала мою зажатость, раскрепощала, просто Гирша Фельдман поощрял детские праздники, походы в театр и занятия музыкой, но не очень жаловал всякие танцы-шманцы-обниманцы. Его право – право отца.

Маша танцевала на балах в Дворянском собрании Москвы, а Андрей и вовсе на всех лучших балах Петербурга, даже в присутствии императора и императрицы. Тебе этого не понять, ты была слишком юной, когда такие балы проходили.

Я им не пара (а Андрею тем более, Маша говорила, что его Полина настоящая красавица).

Нашла листок с таким четверостишьем. Написано явно в те дни.

Это была неправда, я смущалась того, что с первого взгляда влюбилась в женатого человека, что мы слишком разные, горевала, что никогда не буду ему нужна, что он просто не обратит на меня внимания. Ну, разве что из вежливости, как в тот день – нельзя же не замечать именинницы, ради которой накрыт стол.

Знаешь, Ниночка, как это горько – влюбиться с первого взгляда без памяти и понимать, что совершенно безнадежно. Чем первая любовь похожа на настоящую? И та и другая бывает лишь раз в жизни.

Но не безответность чувства меня терзала, если любишь, достаточно лишь изредка видеть, слышать, просто знать, что он есть где-то рядом. Меня терзало собственное несоответствие. Он блестящий офицер, прекрасно образован, воспитан и смел. Только отличные эпитеты. Понимаю, что были и недостатки, но я влюбленными глазами таковых не замечала, зачем мне его недостатки, когда есть столько достоинств?

Беда была не в нем – во мне.

Образования никакого, гимназию закончила с трудом и то на домашнем обучении, экзамены у меня принимали, закрыв глаза и уши и помня только, что я дочь Фельдмана, попечителя и мецената той же женской гимназии. Меценату, полагаю, в тот год пришлось быть особенно щедрым, чтобы дочь еще раз не осталась на второй год.

Читала много, но сумбурно, никакой системы.

Рослая, нескладная, некрасивая… Словом, сплошной шлимазл.

На следующий день я долго стояла перед театральным зеркалом в рост – изучала себя придирчивым взглядом. Ничего хорошего не нашла и решила к Маше больше не ходить.

Это вообще моя черта – клясться «никогда и ни за что!» и клятву не сдерживать. Я клялась не выходить на сцену, но уже столько лет ее не покидаю. Клялась и понимала, что к Маше пойду и буду с замиранием сердца ждать, придет ли Андрей. А если придет, буду глупо хлопать глазами, краснеть и молчать. И ничего мне с этим не поделать, стоило только вспомнить о нем, как сердце пускалось в галоп, а когда он рядом, вся кровь отливала от сердца к лицу.

По-моему, я тебе рассказывала.

Когда-то в Москве я была страстно (как мне казалось) влюблена в одного красавца. Чего только не делала глупая девица, чтобы привлечь внимание своего кумира! Я даже в обморок падала, честное слово. Это, пожалуй, единственное, что я усвоила из попыток воспитать из меня барышню – умение красиво падать в обморок. Ничего смешного, очень нелегкая наука, да еще и с моим ростом. Попробуй упасть так, чтобы не разбиться, чтобы выглядело красиво и не привело к печальным последствиям.