Александр Гергель - Возвращение на Арвиндж

Якуб смущенно втянул голову в плечи. Он любил петь русские песни, но, плохо разбирая в них слова, придумывал свой вариант, составляя из похожих слов такую немыслимую галиматью, что слушавшие умирали со смеху. «Бэз меня тебя любили мой лети одним крылом…» – коверкал он Пугачеву своим таджикским акцентом.

Султан повозился в тумбочке, доставая магнитофон, щелкнул клавишами перемотки и запустил кассету с самого начала, где «Веселые ребята» пели песню про тетю: «Ой, напрасно, тетя, вы все слезы льете и все смотрите в окно…» Заводная музыка подняла настроение; постепенно все, сидя на койках, стали притопывать ногами и покачиваться из стороны в сторону в такт музыке. Витька держал себя в руках, привалившись к спинке кровати и вполоборота глядя на друзей. Он уже знал, что сейчас произойдет: дурман пробьет блокировку разума и накопленные эмоции хлынут наружу. Долго ждать не пришлось. «Ребята» запели новую песню, и Коля неожиданно выскочил в проход и принялся приплясывать, подпевая:

Следующим не выдержал Султан. Прихватив гитару, он вышел вслед за Колей, встал рядом, и теперь уже вдвоем они топали по полу своими сапогами. Султан делал вид, что играет на гитаре. Леха, подхватив автомат вернувшегося с поста часового, быстро удлинил ремень и повесил на плечо так, как музыкант вешает электрогитару. Пальцами левой руки он брал на стволе автомата воображаемые аккорды, а правой барабанил в районе ствольной коробки. Судя по низкому положению «инструмента», Леха играл на басу. Рядом с ними возник Бабаев, вертя в руках воображаемые барабанные палочки. Теперь эта четверка напоминала «Веселых ребят», которых они пару раз видели по телевизору. Они громко выкрикивали слова любимой песни, с остервенением били по несуществующим и ненужным струнам и топали ногами:

Слова выдавливали слезу. Глядя на наклоненные головы и упертые внутрь себя взгляды друзей, Витька понял, что все пацаны чувствуют примерно то же, что и он сам. Действительно, слова песни относились и к ним. Они и есть эти бродячие артисты, уходящие день за днем по горным дорогам! А их бээмпэшка – чем не цирковой фургончик? Это они ночуют где придется. Едят, коль не лень было тащить на себе лишний груз консервных банок. А уж на погоду смотреть им точно не приходится…

Витьке стало очень грустно. Он всем нутром почувствовал, что окружен настоящими друзьями, каких, наверное, уже не будет в его жизни; что, когда пройдет первый кайф возвращения домой, он будет скучать по этим ребятам, с которыми пришлось разделить столько дряни и радости. Желанный дембель – дембель, о котором они так долго мечтали, которого из последних сил ждали, предстал вдруг в ином ракурсе. Это будет еще и расставание с друзьями.

Пройдет несколько дней, и им придется прощаться. Кто-то уедет с первой партией, оставляя других ждать следующей отправки, и будет прощаться с друзьями возле вертолета. Кто-то – например Коля, или Султан, или Олег, взойдет на борт, обернется в дверном проеме, махнет рукой на прощанье и скроется навсегда. Даже если они поедут домой все вместе, все равно когда-нибудь в пути – на вокзале или аэродроме настанет момент, когда придется расстаться! Обняться на прощанье, повернуться и пойти прочь. Можно будет обернуться, махнуть рукой. И осознать, что со многими уже не доведется увидеться в этой жизни… «Веселые ребята» между тем продолжали:

Витька окончательно расстроился. Ребята топали и орали в исступлении, а он сидел на койке, склоняя голову все ниже.

Кончаются наши «гастроли», думал он. Вряд ли кому-то, тем более местным детям, будут сниться наши зеленые «фургончики». А вот нам, скорее всего, будет сниться эта дикая непонятная земля: высоченные горы, зеленые долины, быстрые чистые реки, цветущие сады Бахарака, летняя жара, пыль дорог, осенние ветра и пыльные бури, зимняя стужа. Много здесь красоты и экзотики. Будет о чем рассказать дома. Возможно, мы даже будем вспоминать все это с умилением.

Но сейчас хочется только одного – вырваться отсюда и никогда больше не видеть этих красот. Не нужны ни деньги, ни джинсы, ни сувениры! К черту дембельские альбомы и самодельные заколки для галстука в виде слепленных букв «DRA», ушитые и наглаженные «парадки», фуражки с укороченным козырьком, шариковые ручки с часами и японские часы с семью мелодиями, отчищенный от зеленой краски блестящий пустой патрон… К черту все эти идиотские цацки, так старательно заготовленные к дембелю. Ничего по большому счету не нужно! Руки-ноги целы, голова не сильно пострадала, на том и спасибо. Да я в заношенной хэбэшке и стоптанных сапогах домой доберусь. И уж обратно не запрошусь! Только бы провезти через границу фотографии, да увидеть когда-нибудь этих ребят, что сейчас, дурачась и заглушая этой дуростью тоску по дому, топают ногами, приплясывая под песню «Веселых ребят»!

Виктор откинулся на подушку чужой койки, закрыл глаза и полетел в сон, будто прыгнул с уступа скалы в неизвестную черную пустоту горного склона.

«Домой! – думал он, засыпая. – Домой!!! На запад! Домой…»

Я просыпаюсь и сразу нашариваю часы на столике возле кровати.

5 часов 58 минут 30 сентября 1994 года.

Две минуты до будильника. Работает старая и давно, казалось, забытая армейская привычка просыпаться за две-три минуты до подъема.

Успеваю потянуться и расслабить мышцы, потом в номере звонит телефон. Отвечаю, мол, спасибо, уже проснулся.

Быстро умываясь, обдумываю форму одежды. Интересно, предусмотрен ли протоколом галстук? На всякий случай повязываю. Подумав, вешаю на руку плащ. Вчера пани Лишкова предупредила, что в горах может быть прохладно.

Спускаюсь в кафе и жду Галину. Она приходит минут через пять.

Здесь, в чешском городе Брно, мы с ней представляем нашу фирму на международной выставке FIBEX – «Финансы. Страхование. Банки». Мы здесь уже неделю, а я все еще пребываю в волнительном настроении – по утрам вскакиваю за пять минут до будильника, впрочем, иногда и за час. В одиночестве гуляю до завтрака, любуюсь пустынным просыпающимся городом, дышу свежим воздухом. И хотя ем очень мало и довольно много пью, совершенно не пьянею. Ложусь поздно, встаю рано, а силы только пребывают. Еще бы, первый раз за границей…