Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки - Рут Кокер Беркс

ноги и выздоравливал у нас дома, Оуни его навещал. К дверям подъезжал большой черный «кадиллак», возле которого всегда оставался мужчина. Оуни каждый раз привозил мне крекеры. Мне-то казалось, что он так поступает, потому что я ему нравлюсь, но потом поняла, что, набив рот печеньем, просто веду себя тише обычного.

Мы вошли в просторную, хорошо обставленную квартиру. Две спальни, две ванные – все-таки Ларри был настоящим профи.

– А теперь вы можете почувствовать, каково здесь жить, – сказала я. – Не стесняйтесь, мы не в музее.

Женщина вышла на балкон с видом на озеро и закрыла за собой стеклянную дверь, чтобы не выпускать прохладный воздух кондиционера. Мужчина сел на диван, включил телевизор и начал щелкать каналы в поисках бейсбола. Многие мечтают о такой жизни. О тихой и уединенной.

– Вот это жизнь! – произнес мужчина, обращаясь скорее к самому себе.

Женщина повернулась и посмотрела на мужа через стекло, а я принялась деловито поправлять подушку. Я заметила, что женщина кивнула.

– Берем, – сказал мужчина.

Всю дорогу до дома я на своей маленькой серой «Тойоте-Селике» ехала с открытыми окнами. Машина была не новая, но я следила, чтобы ее блестящий корпус производил иное впечатление. Впервые в жизни на моем автомобиле стояли четыре шины одной марки, так что я неплохо справлялась. Я заехала на выложенную желтым кирпичом площадку у дома, которая была чуть больше тысячи квадратных футов.

Мне было хорошо наедине с собой. Но Сэнди права: мне и правда хотелось замуж. Ведь если тебе что-то не слишком нужно, это не значит, что ты не хочешь этим обзавестись.

Выйдя из машины, я услышала, что в доме звонит телефон.

– Это Рут? – донесся суровый голос из трубки.

– Да, – ответила я.

– Меня зовут сестра Анжела Майер.

– О, – протянула я и начала убирать посуду с кухонного стола, словно незнакомка могла меня увидеть. – Здравствуйте, сестра.

– Я управляющая в больнице святого Иосифа, – сказала женщина. – Мне дали ваш номер.

Значит, она работает в католической больнице Хот-Спрингса.

– Слушаю вас, – сказала я, пытаясь понять, что происходит.

– У нас есть пациент, которого нужно куда-нибудь увезти, – ответила сестра. – Мы не сможем о нем позаботиться.

– Я с ним знакома? – спросила я.

– Не знаю, с кем вы знакомы, – ответила сестра. – В нашей больнице нет оборудования для больных СПИДом. Это очень опасно. И нам не нужна дурная слава.

– Но я не понимаю, что я…

– Сможете приехать сегодня?

– Э-э, дайте мне…

Сестра повесила трубку. Я поняла, что не спросила имя пациента.

Я сидела на кухне. Солнце скрывалось за горизонтом, и в доме темнело. Я так спешила поднять трубку, что не включила свет. Отец Эллисон привезет ее только к воскресной службе.

С минуту я сидела, обхватив голову руками.

– Вот черт, – сказала я в пустоту и взяла ключи.

Сестра Анжела Майер встретила меня у огромного креста в холле больницы святого Иосифа. Она была не в церковном одеянии, но монахиню выдавал взгляд, так что я сразу же подошла к ней.

– Вы Рут?

– Да, – ответила я и протянула руку. Она на нее даже не взглянула. Притворилась, что не заметила.

Эту больницу сто лет назад основали сестры милосердия. Мне стало интересно, были ли они похожи на сестру Анжелу.

– Пойдемте, – сказала она, направляясь к лифту. Она молчала до тех пор, пока двери лифта не закрылись и мы не остались вдвоем. – Как я вам сказала по телефону, у нас в больнице нет оборудования, чтобы помочь этому пациенту. Его нужно куда-нибудь переправить.

– Куда же это?

Сестра взглянула на меня и произнесла голосом, в котором угадывались человеческие нотки:

– Делайте с ним что хотите.

Двери открылись. Мне захотелось отправить лифт обратно на первый этаж и убежать. Кажется, сестра это почувствовала, поднесла руку к моей спине, чтобы подтолкнуть к выходу, но в последнюю секунду отдернула ладонь.

У лифта нас ждали медсестры. Они молча меня разглядывали.

– Могу я его увидеть? – спросила я.

Монахиня провела меня по коридору, и одна из медсестер протянула мне комплект защитной одежды. Казалось, что меня готовят к выходу в открытый космос. Сестра Анжела, кивая, смотрела, как я надеваю бахилы, халат, защитные штаны, шапочку и маску. Как и раньше, у палаты Джимми, в коридоре на полу стояли лотки с едой.

Прежде чем надеть маску, я повернулась к сестре Анжеле:

– Как его зовут?

Монахиня посмотрела мне в глаза:

– Его имя есть в истории болезни. Его подбросили к дверям приемного покоя.

Она произнесла это так, словно пыталась оправдаться. Думаю, ей не хотелось даже прикасаться к карточке больного, в которой было указано, что его зовут Рональд Уоткинс. Я не знала ни одного человека по фамилии Уоткинс, хотя знакомых у меня было немало.

Войдя в палату, я сразу поняла, что Рональд в очень тяжелом состоянии: смерть наступит через пару часов. Это стало бы ясно любому, кто зашел бы к нему в палату. Передо мной лежал скелет. Я поспешила в коридор, сказать сестре Анжеле, что времени, чтобы увезти Рональда, уже не осталось, но ее нигде не было.

И я вернулась в палату и села возле кровати.

– Я с тобой, Рональд.

Я взяла его за руку, но мне стало неловко держать ее в перчатках. Поэтому я их сняла. Дурацкий скафандр я снимать не стала, но стянула с себя маску и совершенно бесполезную шапочку. На моих волосах СПИД уж точно не осядет.

Я сидела рядом с Рональдом и что-то говорила ему тихим голосом. Я говорила уже не с человеком, а с телом – так близка была его смерть, – но мне казалось, что нельзя просто молчать. Как и Джимми, Рональд в одно мгновение перестал дышать, но на этот раз я испугалась не так сильно. Артерия на его шее дернулась еще пару раз и наконец замерла. Я знала, что душа Рональда еще немного побудет на земле.

Мне стали звонить еще и еще.

Видимо, медсестры и врачи проводили свободное время в одном питейном заведении, потому что позже я узнала, что их разговоры выглядели примерно так:

– Была у нас одна сумасшедшая, которая заходила прямо в палату к спидознику.

– То есть у вас в больнице кто-то за ними присматривает? Как ее зовут? Где достать ее номер?

От таких пациентов все хотели избавиться. В первый месяц мне позвонили дважды, и для меня это было уже слишком. В следующем месяце мне позвонили трижды. В Литл-Роке располагался медицинский центр, баптистская больница, католическая больница и еще одна клиника. В Хот-Спрингсе был свой медицинский центр и больница святого Иосифа. Это если говорить о крупных больницах. А ведь вокруг Хот-Спрингса разбросаны городишки со своими клиническими больницами. Если дело было плохо – а к тому времени, когда больным СПИДом начинали оказывать помощь, они все уже были в плачевном состоянии, – эти клинические больницы направляли пациентов в Хот-Спрингс.

Время шло, и в больницы поступало все больше и больше истощенных геев: одни приходили сами, других же иногда кто-то оставлял в приемном покое. Все мои ровесники, а некоторые даже моложе – года по двадцать три, двадцать четыре. Они боялись попросить о помощи. А может, просто не понимали, что с ними происходит. Смерть наступала через шесть недель после появления первых симптомов. Диарея, бесконечная лихорадка, ночная потливость и – это проявление болезни я видела чаще всего – пневмония. Больные таяли на глазах: кишечник так быстро опорожнялся, что они худели до семидесяти, а то и до шестидесяти фунтов[8]. Когда меня вызывали, все они были уже при смерти.

На работе у меня был гибкий график, так что в случае острой необходимости я могла заниматься больными. Поначалу я задумывалась, какие проценты с продаж теряю, но потом выкинула эти мысли из головы. В мае Эллисон исполнилось четыре