Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Годовой оборот в шолоховской лавке составлял 600 рублей в год, чистая прибыль в тот же срок – 60 рублей. Средняя зарплата в России составляла тогда 24 рубля, и на пять рублей в месяц Шолоховы разжиться точно не могли. Даже если поданные в соответствующие службы данные не вполне соответствовали реальной картине, говорить про хоть сколько-нибудь обеспеченную жизнь Шолоховых не приходится. При хорошем доходе с лавки Александр Михайлович не хватался бы то за одну, то за другую работу.

Причина слабого оборота была ещё и в том, что хуторяне Шолоховых чурались – как «стыдной» семьи – и отовариваться предпочитали в лавке купцов Обоймаковых.

Поначалу Анастасия пыталась торговать сама, но на неё смотрели так, что хоть не являйся на люди. Пожилой казак, заглянувший за товаром, мог плюнуть и сразу уйти, а иная казачка, разглядывая экономку во все глаза, с деланым сочувствием спрашивала шёпотом: а дале-то как будете жить? А законный муж-то чего? А, не серчай за спрос, соседка, дитя-то чьё?

Коллизия эта заставляет вспомнить ещё и сюжет «Анны Карениной» – только на донской почве. Как и Каренина с Вронским в петербургском обществе, Михаил и Анастасия никак не могли быть приняты хуторским миром. Разве что на хуторе ещё хуже, чем в городе, – здесь от соседских глаз не спрячешься, заборов и тех нет – плетни.

На хуторских праздниках вдвоём не появлялись они никогда.

Шолоховские родители были набожными; в хуторе стоял храм 1885 года постройки – но и туда ходили раздельно.

Анастасия мучилась и плакала от обиды на жизнь.

Александр тогда начал выпивать – запойно, тяжело.

И тем не менее именно их выбрал Бог для рождения небывалого ребёнка.

24 мая 1905 года, в день празднования памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, у живущих вне брака Александра Михайловича Шолохова и Анастасии Даниловны Кузнецовой родился сын.

Матери на тот момент было 35, отцу – 40.

Роды приняла кружилинская повитуха.

Мальчик родился большеголовый, а тельце маленькое; глазки навыкате.

Положили его в казачью люльку. Спели казачью колыбельную.

Крестили в Кружилинской Никольской церкви.

Назвали Михаилом в честь святого князя Михаила Муромского и деда. В переводе с еврейского Михаил означает «кто как Бог».

Имя это воспринималось в шолоховской семье как несущее силу рода. Называя так сына, Александр надеялся на снисхождение родни. Однако на крестины шолоховские братья и сёстры не приехали. Была лишь мать Анастасии.

Родившийся поперёк правил мальчик фамилию получил по законному мужу матери – Кузнецов – и соответствующее отчество – Степанович.

Михаил Степанович Кузнецов.

По формуляру дитя записали в казачье сословие, потому что законный отец его являлся казаком.

Шолоховская родня свой отказ являться на крестины могла объяснить просто: с чего бы им праздновать рождение какого-то Кузнецова, сына Степанова? С какими лицами сидеть за праздничным столом?

Здесь ставим другую глубокую зарубку: мальчик явился на свет незаконным. С будто подворованным у достойного купеческого рода именем, чужим отчеством и не своей фамилией.

В этом видится нам какой-то болезненный, на всю его жизнь наползший знак судьбы.

В автобиографии Шолохов будет уклончиво писать, что мать его «полукрестьянка, полуказачка» – что, конечно, не так. Переходя в иное сословие, человек не мог оставаться «полу»-прежним. Если ты из пушкарей стал купцом, то ты купец, а не полукупец-полупушкарь. Если из крестьянской семьи стал священником – ты лицо духовного звания, а не полукрестьянин.

Мать родилась холопкой, а выйдя замуж, стала казачкой. Никаких «полу-». И рождённый ею мальчик был казаком, хоть и не было в нём ни капли казачьей крови.

Ребёнок рос.

Отношение шолоховской родни ранило Анастасию. Их все сторонились. Им никто не помогал. Они выбивались из сил, добывая насущный хлеб.

Она хотела, чтоб Александр Михайлович как-то исправил это – но что он мог?

Несколько раз Анастасия Даниловна порывалась собрать вещи, уходила. Муж возвращал её с полдороги: да и куда теперь ей было идти? На паперть? Так и там будут сторониться, жалеть копеечку.

Эта стыдная, ничтожная, непризнанная жизнь изводила её.

В раннем рассказе Шолохова «Двухмужняя» описана схожая с материнской коллизия – у главной героини есть законный муж и есть незаконный. Законному, словно бы путая следы, Шолохов даёт имя своего отца – Александр. Героиню снова зовут на «А», как Анастасию и Аксинью, – Анна.

Законный однажды является.

«Думала Анна, что вот сейчас повалит наземь, будет бить коваными солдатскими ботинками, как в то время, когда жили вместе, но Александр неожиданно стал на колени в сырую пахучую грязь, глухо сказал, протягивая вперёд руки:

– Аннушка, пожалей! Я ли тебя не кохал?»

Степан Кузнецов действительно несколько раз возникал, нежданный, возле их кружилинского дома. Грозил написать жалобу наказному атаману в Новочеркасск, а то и в Святейший синод.

Анастасия выходила к плетню, неумолимо отвечала: пиши, куда хочешь, жить с тобой не стану.

В ней был характер! Это упрямство она передаст сыну.

После отъезда Кузнецова на хуторе с новой силой возобновлялись споры-разговоры: значит, всё-таки его дитя, еланского атаманца?..

Едва ли не первое, что заметил, подрастая, Миша – тогда ещё не Шолохов, а Кузнецов, – несхожесть их жизненного уклада с жизнью остальных хуторян.

У всех отец и мать – и у него вроде есть. Но у всех как положено, а у него родители – не муж и жена, а живут обманом, и сам он числится сыном пожилого казака, которого в глаза не видел.

Всё, что связано с неправедной любовью, легшей в основу «Тихого Дона», – человеческие страсти, пересуды, склоки, – составляло пространство его детства.

Стыдная мука, не имеющая конца, – жизнь Григория с Аксиньей, – была жизнью его родителей.

По-уличному Шолоховых прозывали «татарчуки». В этом слышится лёгкое пренебрежение и к Мише, и к его матери. Это на Нижнем Дону перемешавшихся когда-то с турчанками и татарами казаков было множество. Низовое казачество сформировалось примерно на век раньше, чем верховое, – ещё в XVI веке. В течение более чем ста лет, вплоть до конца XVII-го, низовые казаки брали в жёны турецких, персидских, крымских, ногайских, греческих, еврейских полонянок, и это сказалось на внешнем облике низового казачества. Чёрный волос их курчавился, орлиные носы встречались через раз. Во времена Петра Великого казацкие набеги запретили, а потом и Крым стал русским, и огромные пространства Кавказа отошли к России. С тех пор лет двести казаки ни с кем особенно не смешивались. Однако то давнее, жгучее, южное вливание нет-нет, да и пробивалось сквозь поколения.

Если б Шолоховы жили на Нижнем Дону, на их татарские черты и внимания б не обратили; но на Верхнем это бросалось в глаза. Верховые казаки были русые, голубоглазые – предки их вышли с рязанских, воронежских, тамбовских краёв и с полонянками перемешаться не успели.

Дед Григория Мелехова Прокофий привёз с Крымской войны турчанку: в XIX веке это был беспрецедентный случай, так уже никто не делал. Поэтому, когда на хуторе начался падёж скота, во всём обвинили мелеховскую полонянку. Явившись к дому Мелеховых, казаки убили её.

Внук турчанки – Гришка Мелехов – был бусурманистый на вид. И семья их, как мы помним по роману, носила прозвание «турки».

Татарчуки и турки: Шолохов в «Тихом Доне» не скрывает своеобразного родства их семьи с мелеховской. Шолоховская и мелеховская чернявость – очередная примета инаковости.

В каком-то смысле мы наблюдаем дважды воспроизведённую классическую историю о «гадком утёнке».

Едва не убитый в животе матери казаками-хуторянами отец Мелехова Пантелей рождает идеального казака – Гришку.

Носивший чужую фамилию и чужое отчество, по рождению – казак, по факту – сын лавочника, вынужденный стесняться собственной, живущей неправедной жизнью матери, стал главным певцом и символом казачьего Дона.