Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович
Помощь проекту
Иоанн Кронштадтский читать книгу онлайн
Губернская столица встречала всех своим парадным видом. Словно на блюдечке, выдвинуты на набережную лучшие здания города, заслонявшие собой пространство, спрятавшееся за ними. На одном из высоких холмов в конце города белела Кузнечевская церковь, а на другом — высились купола Архангельского собора, обрамляющие открывшуюся картину. Вид ошеломил сельского мальчишку, подавлял и по первым впечатлениям казался враждебным.
Рождественская церковь, а вместе с ней и приходское училище находились в южной части города, где проживали в основном торговцы. Неподалеку, на берегу Двины, располагался Михайло-Архангельский монастырь с самым древним храмом в городе — во имя архистратига Михаила, построенным в конце XVII века по типу московского Успенского собора. Учащиеся жили на частных квартирах. Ясно, что родители искали подешевле, среди людей своего же круга: вдовы духовных, дьячки и причетники, обслуживающий персонал духовных школ — то есть это были люди скромного достатка, даже бедные, которые, естественно, не могли создать ученикам необходимых условий для учебы и отдыха. Нередко мальчики восьми-десяти лет попадали в скверные условия обитания, где, по словам современника, ребенок видел «отвратительную нищету, неразлучные спутники которой: грязь, грубость — до зверства, самые страшные пороки, которые не считают нужным даже скрывать… Его заставляют быть орудием и даже участником разных мерзостей: воровать, бегать за водкой и т. п.»[22].
Один из бывших семинаристов дал живописную картинку подобного обиталища, содержавшегося лакеем епархиального владыки. Навсегда запомнилось ему, как хозяин смотрел «свысока не только на нас, но и на родителей наших». Как, впервые придя на квартиру, он застал здесь несколько «богословов» и «философов» — воспитанников семинарии, прибывших после вакаций продолжать свое просвещение. «Иные из этих ученых молодых людей важно расхаживали, жадно куря сквернейший табак; другие сидели за бутылкой водки, стараясь разрешить ученый философский вопрос о том, «цепь привязана к собаке или собака к цепи?»[23].
В такой обстановке мальчикам было не до занятий.
Приходское училище содержалось на средства епархии и родителей, определяющих детей на учебу. Принимались в основном дети духовенства. Занятия велись ежедневно. По средам и пятницам Великого поста и в дни церковных праздников ученики посещали архиерейскую Крестовую церковь или церковь Михайло-Архангельского монастыря.
В училище было более пятидесяти человек. В каждом классе — смотритель, инспектор и несколько учителей. Правда, учителей не хватало и бывало зачастую так, что каждому из учителей приходилось вести несколько предметов, подчас весьма разнородных. Оценки успеваемости учеников производились по трем направлениям: успехи, способности, прилежание. Велись инспектором и специальные журналы, в которых ежемесячно делались записи об успехах учеников. За поведением воспитанников во внеучебное время присматривали особые служители, в штате значилась «нянька для малолетних бурсаков».
В первый год мальчиков обучали буквам и складам, российскому букварю, письму и руководству по чистописанию, первой части арифметики, Священной истории и сокращенному катехизису, чтению книги «Детский друг». Правда, редко кто заканчивал полный курс училища (шесть лет) и получал аттестат. В основном, обучившись чтению, письму и первой части арифметики, ученики уходили в приказные, в услужение и «в домы к родителям».
В первый год Ваня Сергиев попадает на полуказенное обеспечение. Учение на первых порах шло крайне туго. В учебной ведомости об учениках, поступивших в приходское училище, Иван Сергиев, «сын дьячка Сурского прихода», значится под номером 25. Указано было, что на испытании он обнаружил умение «читать по складам порядочно», а «более ничему не учен». Ничего удивительного в этом не было, таков был общий средний уровень подготовленности детей священно- и церковнослужителей. Не зря же смотритель училища Андрей Мысов в записке в правление отмечал: «Большая часть священно- и церковнослужительских детей, поступающих в училище в 7 и 8 летнем возрасте, оказываются совершенно не приготовленными к училищу, так что о пении, чтении по гражданской печати и письме и понятия не имеют, ограничиваясь чтением азбуки по церковной печати; некоторые же из этих детей не знакомы и с правилами христианского благочестия»[24]. Наверное, первая часть записки полностью распространялась на Ивана Сергиева, тогда как религиозность и благочестие характерны были для него с раннего детства, чем он и отличался от остальных мальчиков.
Оставшись в Архангельске совершенно один, Ваня лишился родительского руководства и должен был до всего доходить самостоятельно. Сверстников по классу он сторонился, будучи замкнутым по своему характеру, да и не искал в них себе поддержки или помощи. Он воспринимал себя «последним учеником», скорее ощущая, чем понимая, что никто из них не хотел «возиться с сыном бедного причетника». Вместе с тем он уже осознавал тягостное положение своих родителей, а оттого его неспособность к учению действовала на него угнетающе и рассматривалась как действительное несчастье.
Кроткий и смиренный мальчик искал по-детски ему понятный путь к преодолению своего тяжкого положения. Таковым была молитва, сердечное и искреннее обращение к Богу с просьбой просветить ум к разумению учения. Вот что пишет об этом сам отец Иоанн: «Ночью я любил вставать на молитву. Все спят… тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала: я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь. Чуть светало, я вскочил с постели, схватил книги и, — о, счастье, — читаю гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все понял, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше: все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике — решил, и учитель похвалил меня даже. Словом, в короткое время я подвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником».
А вот еще выдержка из дневника, посвященная этому событию: «Помню я, как, поступив в Училище совершенно безграмотным и беспомощным, я желал прежде всего, чтобы Ты (Господь. — М. О.) вразумил меня в учении, и Сам же вложил Ты мне мысль и желание помолиться Тебе о ниспослании этого дара. И живо помню я, как Ты вдруг отверз мне ум разумети писания или письмена. Так что это удивительно было и для меня самого, и для моих товарищей. После этого из мальчика малосмысленного и безграмотного я стал довольно смысленным и грамотным: скоро первая грамотка (письмо), писанная собственноручно, известила моих родителей о моих успехах в грамоте». Заметим, что ученики, чтобы иметь бумагу для упражнений по письму, ходили по всяким присутственным местам и выпрашивали ее. Событием и радостью было, когда Иван, как и другие мальчики, получал десяток-другой листов белой бумаги.
Современный исследователь биографии Иоанна Кронштадтского по выявленным документам из архивного фонда училища фиксирует состоявшуюся перемену: если в начале первого учебного года Ваня был двадцать восьмым по успеваемости, то по результатам всего 1838/39 учебного года он уже — пятнадцатый в общем списке учеников[25]. В июле 1839 года Сергиев был переведен во второй класс, зачислен в ученики 2-го разряда как имеющий «очень хорошие» успехи.
В самом начале сентября 1839 года Илья Михайлович Сергиев вместе со своими двумя сыновьями, двумя Иванами, прибыл в Архангельск. У него было два дела. Во-первых, он привез младшего Ивана для поступления в первый класс приходского училища. А второе — намеревался обратиться в правление семинарии, которому было подчинено училище, с просьбой принять старшего сына на полное казенное содержание, поскольку содержать на собственные средства двоих учащихся сыновей он был не в состоянии.