Письма профессора Льва Моисеевича Цейтлина - Полякова

Одна из последних фотографий проф. Л. М. Цейтлина

В истории советского скрипичного искусства, пожалуй, не было примера, чтобы человек, так много сделавший для её становления и успешного развития, был бы так мало оценён как при жизни, так и после смерти. Конечно, можно всегда возразить — но ведь он был награждён двумя орденами, был удостоен также почётного звания Заслуженного деятеля искусств РСФСР (1927 г.). На стене в коридоре второго этажа у класса № 8 в Московской Консерватории висит памятная мемориальная доска в честь профессора Л. М. Цейтлина, занимавшимся там со студентами с 1920 по 1952 год. Вот, пожалуй, и всё. В последние годы в Консерватории были изданы материалы о жизни и творчестве Цейтлина. И всё же остаётся горькое чувство, когда приоткрывается немного его внутренний мир, отразившийся в помещённых здесь письмах к друзьям. Несмотря на его патриотизм и преданность своей стране, он чувствовал свою незащищённость от произвола окружающего мира, который, как оказалось, стал постепенно враждебен человеку, отдавшему лучшие годы жизни делу воспитания нового поколения советских скрипачей.

Именно Л. М. Цейтлин заполнил известный вакуум в скрипичном мире после отъезда из России Л. С. Ауэра и всех его воспитанников — молодых виртуозов в 1917—18 гг. Правда, что в Московской Консерватории оставались некоторые профессора, работавшие до революций 1917 года — И. Гржимали, Г. Дулов, М. Эрденко, А. Могилевский. Но всё же «разъезд» скрипачей, виолончелистов и вообще музыкантов всех специальностей заграницу был в это тревожное и опасное время слишком велик, и без активных мероприятий по воспитанию нового поколения музыкантов положение в музыкальном мире России очень быстро стало бы критическим. Именно Цейтлин принял самое активное участие в процессе быстрого восстановления традиций скрипичной школы Ауэра. Концертмейстер оркестра Большого театра с 1917 года, организатор квартета им. Ленина, профессор Консерватории с 1920 года, глава музыкального отдела Народного комиссариата просвещения, и ещё огромного количества обязанностей, добровольно и с энтузиазмом возложенных Цейтлиным на самого себя,— всё это принесло огромную пользу восстановлению музыкальной жизни в новой столице РСФСР.

Юный тогда виолончелист — впоследствии всемирно известный артист Григорий Пятигорский, работал в Большом театре и принимал участие в Квартете им. Ленина, организованном Л. М. Цейтлиным. Пятигорский в своей книге «Виолончелист» вспоминал, как их квартет был приглашён в Кремль для выступления в кабинете Ленина. В ожидании своего выступления, сидя в комнате секретаря, Пятигорский по молодости лет вдруг сказал: «Я не понимаю, почему мы должны называться Квартетом имени Ленина? Почему не Бетховена?». Вскоре секретарь пригласил их пройти в кабинет, где состоялось выступление квартета. Окончив играть, собрав инструменты, они начали одеваться, и Ленин даже помог Цейтлину надеть его пальто. «А вы, молодой человек,— сказал он Пятигорскому — задержитесь. Я хочу с вами поговорить». Понятно, какого страху натерпелся Пятигорский, сразу же связав это со своими словами, произнесёнными в комнате секретаря. Ленин их, конечно, слышал. К удивлению Пятигорского, Ленин вполне с ним согласился, и сказал, что «Бетховен останется в истории, а мы все — приходим и уходим…» Он сказал также Пятигорскому, что тот играет на исключительно плохом инструменте, и что таким молодым музыкантам следует играть на первоклассных инструментах, которые всё ещё находятся в руках богачей. Возможно, это и послужило началом идеи создания «Госколлекции» из реквизированных у населения — всех его слоёв, имевших что-то ценное в этом смысле. Как бы то ни было, но Пятигорский с облегчением вздохнул, когда Ленин отпустил его после короткой беседы. Это не удержало Пятигорского в России и летом 1921 года, во время традиционной летней поездки по Украине группы артистов Большого театра, он незаконно перешёл границу с Польшей и в конце концов оказался в Берлине.

История жизни Льва Моисеевича Цейтлина была в известном смысле очень необычной. Сегодня практически нигде нельзя найти информацию о семье, в которой он родился. БСЭ, Электронная энциклопедия Wikapedia, печатные источники в большинстве своём не говорят ни слова о его семье. Только на Интернете мне довелось случайно найти очень маленькую информацию о том, что родился он в Тбилиси (что, понятно, не скрывалось) в 1881 году в семье ювелира. Конечно, это следовало скрывать после Октября 1917 г. «Торговцы, чуждый элемент»,— вот лучшее, что могло быть сказано тогда о его социальном происхождении.

Итак, родился в семье ювелира, с детства любил музыку и начал играть на скрипке без педагога — самоучкой. Однако в 1897 году, то есть в возрасте 16 лет поступил в Петербургскую Консерваторию в класс легендарного профессора Ауэра. Окончил её в 1901 году и в следующем 1902‑м уехал в Париж, где изучал композицию и другие теоретические дисциплины с известным композитором Венсаном д’Энди. Одновременно с этим был концертмейстером оркестра Эдуарда Колонна — одного из самых популярных тогда симфонических оркестров города на Сене. В Париже он часто играл с различными музыкантами камерную музыку — сонаты, трио, квартеты, а также выступал и как солист. Гастролировал со своим квартетом в Лондоне, Манчестере, Дублине. В 1905 году познакомился с великим венгерским композитором Белой Бартоком и даже исполнил одним из первых с самим автором его Сонату для скрипки и ф‑но № 1.

Казалось, что его карьера во Франции успешно развивалась. Можно предположить, что сама поездка в Париж была возможной потому, что у его родителей было достаточно средств, чтобы обеспечить своему сыну, хотя бы на первое время жизни в Париже, приемлемые материальные условия. Цейтлин иногда рассказывал, что в свои молодые годы в Париже страстно влюбился и готов был ради возлюбленной перейти в католицизм (!). Католиком он не стал, но приехал обратно в Россию уже «лютеранином», то есть в Париже принял христианство. Почему? Что именно в Париже, городе неизмеримо свободнее любого места Российской империи, заставило его принять христианство? На это вопрос у исследователей его жизни, кажется, так и не нашлось ответа. Второй вопрос, на который также нет ответа — почему, несмотря на успешно развивавшуюся профессиональную карьеру солиста, ансамблиста и квартетиста, а также позицию концертмейстера лучшего оркестра Парижа он в 1906 году решил вернуться в