Георг Конрат - Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942

Из громкоговорителя донеслись сигналы, и я внимательно стал слушать.

«Отправляется скорый поезд на Эльбинг».

Итак, мы ехали в Восточную Пруссию. Эльбинг находился всего лишь в двухстах пятидесяти милях от моего дома. Каких-то двести пятьдесят миль. А дом Вилли был еще ближе.

– Георг, я бы мог пешком дойти туда, – сказал он. – Как ты думаешь, есть шанс, что мы остановимся там?

Я выглянул в окно.

– Кто знает?

Мы не знали, что еще сказать друг другу. Опять все происходящее показалось бессмысленным и глупым. Вилли посмотрел на меня с горечью во взгляде:

– Кто может это знать?

Спустя немного времени мы расселись по местам и стали читать. Свою книгу я начал читать еще несколько месяцев назад, в Зонтхофене.

Я понимал все ровно наполовину, все остальное было просто набором слов. Но меня это не волновало. Я читал, чтобы убить время.

В Эльбинге наши вагоны, точно так же, как в Мюнхене и Берлине, присоединили к другому составу и повезли на северо-восток. Теперь я знал наверняка, куда мы направляемся. В конечном пункте нашего прибытия должен был находиться центр расположения войск и лагерь для проведения маневров. Там служил мой отец, и однажды мы с дедушкой ходили навещать его. Это была засекреченная территория, и, когда я вспомнил об этом, мне стало страшно.

В предрассветных сумерках я смог рассмотреть грузовики, противотанковые установки и солдат, несущих караул. Наш поезд прошел мимо, нас высадили в крохотной деревеньке, которая на самом деле являлась секретным объектом и нашим домом на ближайшие несколько лет. Наш начальник объявил с гордостью: «Господа, мы только что прибыли в Южный Штаблок, центр подготовки 115-го прусского подразделения военно-морских сил». Академия психологии, факультет военной психологии Кенигсбергского университета.

Я тоскливо посмотрел туда, где располагались наши казармы. Низкие деревянные постройки были закамуфлированы серо-зелеными сетками, натянутыми на крышах, а со всех сторон их обвивали вьющиеся растения. Я подумал, что они похожи на цирковые шатры, только ничего веселого нас там не ожидало.

Неохотно сойдя с поезда, мы выстроились перед бараками; в душе каждый из нас готов был разрыдаться, но, похоже, именно в этот момент из мальчиков мы превращались в мужчин. Один из военных, возглавлявших группу, худой, высокий человек в форме полковника, обратился к нам:

– Начиная с этого момента вы выполняете мои, и только мои приказы. С каждым из вас будет работать личный педагог, и обучение начнется с завтрашнего дня, – произнес он жестко. – С завтрашнего дня вы будете есть и спать под его присмотром и общаться только с ним. И кстати, запомните прямо сейчас, что с того момента, как вы ступили на эту территорию, вы перестали быть немцами. В действительности вы никогда ими и не были. Вы русские, и, более того, вы русские офицеры. – Он сделал паузу и обвел глазами наши ряды, а затем, сдвинув брови, продолжил: – Если вы пойдете против меня, это значит, вы пойдете против дьявола.

Я посмотрел на него недоуменно. Русские? На лицах всех остальных читалось то же самое выражение изумления, которое испытывал я. Но в то же время я увидел покорность. Что бы ни произошло, мы уже привыкли ничему не удивляться.

Полковник продолжал еще около получаса инструктировать нас, а затем приказал оставаться на местах до тех пор, пока не будет составлен список наших фамилий для передачи его преподавателям. Затем он ушел вместе с другими офицерами, оставалась только охрана. Мы, все четыреста человек, стояли и ждали. Казалось, прошло несколько часов, а мы все стояли, до каждого из нас все глубже доходил смысл его слов, наконец назвали первую фамилию. Медленно, одного за другим нас называли в алфавитном порядке. До чего же это было скучно. Утренний туман превратился в мелкий моросящий дождь, и мы стояли, постепенно промокая, а несильный порывистый ветер трепал нашу форму. Моя фамилия начиналась на букву «К», и я был примерно в середине списка, так что мне еще, можно сказать, повезло по сравнению с теми, чьи фамилии начинались на последние буквы алфавита. Хотя нам не было разрешено уходить, все же я и стоявшие рядом со мной ребята периодически слышали, как некоторые просили разрешения выйти из строя. И если им везло, вместо ответа, им кивали, если же нет, они просто оставались стоять на месте.

Очень медленно добрались до буквы «В», это была очередь Вилли. Я замерз, промок и чувствовал себя совершенно разбитым. Наконец я услышал свое имя.

Собравшись из последних сил, я вышел из шеренги, и один из охранников сопроводил меня в сторону казарм. У меня была первая комната, в бараке под буквой «Б». Он открыл дверь, и я шагнул через порог комнаты. Щелкнув каблуками и приложив руку к виску, я доложил майору, сидевшему напротив меня:

– Георг фон Конрат в 115-е прусское подразделение военно-морских сил прибыл.

На вид майору было около пятидесяти. Волосы на висках уже поседели, но лицо, хотя и немного бледное, все же выглядело моложавым. Он сидел за столом в маленьком, заваленном какими-то бумагами кабинете и буравил меня насквозь своими глазами, словно меряя сверху донизу. Когда он говорил, его голос не выражал ничего; в его тоне только чувствовалась жесткость и отчужденность.

– Я не знаю никакого Георга фон Конрата. И забудьте об этом имени. Такого никогда не существовало.

Я посмотрел на него с иронией, но в моем взгляде сквозила легкая обида. И хотя эти слова были произнесены, до меня не доходил их смысл. Но они были обращены персонально ко мне. Майор видел мою реакцию, но продолжал:

– Вы не Конрат, запомните это. Начиная с этого момента никакого Конрата больше нет. Вы студент, изучающий военную психологию, и, самое главное, вы русский. А теперь садитесь и слушайте.

Я сел, нервничая и скрестив пальцы, потому что обычно младшему лейтенанту не разрешалось сидеть в присутствии старшего офицера, но майор только улыбнулся в мой адрес:

– Расслабьтесь, все в порядке. Я ваш новый преподаватель. Я буду читать вам лекции по психологии на русском языке, а также мы будем изучать нервную систему человека, в частности русского офицера. Так что формальности не должны нам мешать. С этого момента вам придется столько общаться со мной, что я еще встану вам поперек горла. Другого выхода нет, как смириться и привыкнуть к ситуации. И кстати, если вы питаете какие-либо надежды уйти отсюда, то для начала возьмите себе за правило даже не допускать таких мыслей, потому что покинете вы это заведение не раньше, чем получите докторскую степень по психологии и станете абсолютно русским.

Я испугался. Господи, здесь все сошли с ума или только я один? Я не посмел задать ему каких-либо вопросов, но в голове у меня крутилась одна и та же мысль: «Мы же не воюем с Россией. Так что же происходит? Кому в голову могло прийти такое нелепое желание?» Затем я подумал, что, может быть, нас будут обучать русские, но я сразу же прогнал эту мысль, посчитав ее не менее глупой. Все смешалось у меня в голове, но тут снова заговорил полковник, выведя меня из оцепенения: