Тур Хейердал - По следам Адама

Во время плавания на плотах, когда ты словно паришь без движения в центре сферы, образованной синим морем и синим небом, без телевизора, без гула самолетов над головой, остается много времени для неторопливых размышлений. В 1947 году, когда мы собирались переплыть Тихий океан и достичь Полинезии на «Кон-Тики», плоту из бальсового дерева, американский посол в Перу подарил мне Библию. Его столь же доброжелательный военный атташе поспорил с нами на ящик виски, что мы не вернемся из плавания. И хотя Библия так и пролежала нераскрытой в своей коробке, Всеблагой Господь позволил нам сто один день спустя достичь атолла Рароиа. Атташе за это время перевели на другое место службы, так что виски мы так и не получили, но Библия позже все-таки пригодилась.

Экипаж «Кон-Тики» состоял из пяти норвежцев и одного шведа. Все были протестанты, и когда океан вспучился и швырнул нас на берег, я услышал, как Торстейн крикнул Кнуту: «Кто верит в Бога, лучше молитесь!» Я думаю, молились в тот миг не менее половины из нас.

Двадцать два года спустя, когда мы собирались спустить на воду в Марокко тростниковый плот «Ра» в надежде пересечь Атлантику, нас было уже семеро, и все принадлежали к абсолютно различным культурам. Я хотел доказать, что люди могут отлично уживаться на ограниченной площади и в состоянии опасности, независимо от цвета кожи, религии и политических убеждений. На протяжении почти двух месяцев араб и еврей укладывались плечом к плечу в тесной бамбуковой хижине, а штурман из США спал, уткнувшись лицом в ноги доктора из Советского Союза. Араб из Египта был не мусульманин, а копт, представитель древнейшей христианской группы. Абдулла из Центральной Африки, черный как смоль, не будучи арабом, верил в Аллаха. На сей раз паша из Сафи подарил нам Коран, но поскольку Абдулла не умел читать, Коран так и пролежал рядом с моей Библией до нашего следующего путешествия. Тогда на борту оказался грамотный мусульманин, бербер из Марокко, и он читал его каждый день.

И Библия, и Коран, сопровождавшие нас в океанских плаваниях, завершили свой путь на моей книжной полке, где они мирно стоят бок о бок рядом с другими материалами о происхождении мировых цивилизаций. Я еще не раз буду к ним ко всем возвращаться.

Многие не понимали, почему я включил Абдуллу, обитателя Центральной Африки, в состав трансатлантической экспедиции на древнем тростниковом плоту. Никто не забирается так далеко в глубь континента в поисках моряков, а сам Абдулла никогда не бывал даже близко у океана. Но дело в том, что в Египте папирус давно исчез, и только после путешествия «Ра» каирский Институт папирологии занялся его разведением, а строителей лодок из тростника сейчас можно найти только на внутренних озерах Эфиопии и Республики Чад.

Я часто замечал, что подготовка к путешествию часто оказывается более сложной, чем само путешествие. А иногда и более опасной. Когда я вместе с французским фотографом приехал в Чад искать строителей лодок из тростника, там было неспокойно. В столице государства, Форт-Лами (ныне Нджамена), я нанял джип, чтобы по длинному караванному пути добраться до озера Чад, места обитания темнокожих из народности бамбунду. Многие из них живут посреди озера на плавучих островах из тростника. Нас предупреждали об опасностях путешествия и о том, что на обочине дороги недавно нашли отрезанные головы медицинских сестер из миссии. Уже темнело, когда мы, наконец, добрались до деревни Бол на берегу озера Чад. Вся деревня состояла из очень красивых конусообразных хижин из тростника, а в конце дороги имелся сарай, в котором любой путник мог бесплатно переночевать. Три стены, цементный пол и цементная же крыша.

Мы уже спали на полу, когда вдруг я проснулся от звуков далекой музыки — ритмичного стука барабанов и завывания духовых инструментов. Деревня казалась пустой и безжизненной, любопытство мое разыгралось не на шутку, и я выскользнул из сарая в ночь. Почти сразу же я наступил на лежащего верблюда, тот истошно заорал, и я долго еще приходил в себя, пока не нашел силы продолжить путь.

Стук барабанов становился громче, я завернул за угол и увидел открытую площадь. Вокруг единственной керосиновой лампы кружились в танце молчаливые фигуры в развевающихся одеждах. Постепенно мои глаза привыкли к свету, и я разглядел двух музыкантов. Я плотно прижался к стене хижины и не сомневался, что в непроницаемом мраке африканской ночи увидеть меня невозможно.

К моему удивлению, одна из фигур медленно отделилась от других и, не прерывая танца, двинулась туда, где я стоял. Я надеялся, что незнакомец не подойдет настолько близко, чтобы заметить меня, но тут он вытащил меч и, по-прежнему в ритме танца, принялся делать выпады в мою сторону. Меня прошиб холодный пот, когда я понял, что мое белое тело отлично видно в темноте, и именно я являюсь объектом его атаки.

Остальные продолжали как ни в чем не бывало плясать вокруг лампы. Угрожающая фигура приблизилась настолько, что меч в любое мгновение мог вонзиться в меня. Я был безоружен и не мог убежать. Казалось, выхода не было, и тут я инстинктивно начал перебирать ногами в такт барабанам. Через мгновение я уже танцевал на пару с человеком, который держал меч у моей груди. Казалось, он находится под воздействием какого-то наркотика. Постепенно он начал отступать, а я последовал за ним, по-прежнему вплотную к его мечу. Когда мы приблизились к кругу танцующих, они расступились, чтобы дать нам место. Меч исчез в ножнах, и мы танцевали друг с другом и со всеми остальными.

В скудном свете керосиновой лампы я разглядел даму роскошных форм рядом с музыкантами, и еще я с удивлением заметил, что танцоры, похоже, начали уставать. Один за другим они выходили из круга, все в поту и тяжело дыша, и выкладывали по мелкой монетке в качестве отступного. В конце концов, мы остались только вдвоем, а через несколько минут я уже танцевал в одиночестве. Очевидно, я выиграл какое-то соревнование. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, я положил довольно крупную купюру в чашу, куда остальные кидали монетки. Как потом оказалось, победителю доставалась та самая пышная красотка, и никто не понял, почему я не взял ее с собой, когда свалился без сил на цементный пол нашего сарая.

На следующее утро выяснилось, что я завоевал огромное уважение среди жителей деревни. В числе моих новых друзей был и Абдулла, строитель тростниковых лодок.

Во время путешествия из сердца Африки к океанскому побережью Абдулла узнал много нового для себя, а мы узнали немало нового от него. Он единственный из всех своими глазами видел настоящий папирус и знал, как строить из него лодки, загибающиеся к носу и корме, чтобы скользить по волнам. Абдулла никогда не видел другого водоема, кроме озера Чад в южной оконечности Сахары, и не представлял волн более крутых, чем те, что поднимаются там. Оказавшись на борту «Ра», он больше доверял Аллаху, нежели нам, ничего не понимавшим в папирусных лодках, но на всякий случай привязал себе на пояс маленький кожаный мешочек с когтями леопарда и заговоренными камнями. Снаряженный таким образом, он пугал нас до полусмерти, беззаботно балансируя без страхующей веревки на скользком борту лодки. А если и соскальзывал в воду, то просто хватался за пучок тростника и со смехом забирался назад на борт.