Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки

Наш механик, Джон Уокер, чистит и готовит «Генри-Рида» к плаванию по верхнему Конго.

27 апреля. Тринадцать занзибарцев и один суданец, отставшие на пути, вернулись к отряду; но они распродали ружья и почти всю свою утварь!

28 апреля. Тронулись из лагеря. Идем сухим путем в Киншасу, где я хочу лично распорядиться спуском на воду «Флориды».

29 апреля. Киншаса. Лагерь расположился под тенью баобабов. Пришли пароходы «Стенли» и «Генри-Рид», приведшие на буксире пароход «Вперед».

30 апреля. Спустили «Флориду». 200 человек отлично протащили ее по наклонному помосту, а спустив на воду, отвели к пристани голландской фактории и там прицепили к «Стенли», который поведет ее на буксире.

Я вручил каждому из моих офицеров инструкцию, сообразно которой они должны распределять людей на нашей маленькой флотилии. Далее в инструкции было указано:

«Каждый из офицеров лично отвечает как за поведение своего отряда, так и за исправность оружия и снарядов.

Им предлагается почаще осматривать патронташи и записывать их содержимое в памятную книжку, чтобы люди не смели продавать боевых снарядов туземцам и арабам.

За легкие проступки дозволяется подвергать самому легкому телесному наказанию, и то как можно реже. Предоставляю это на совесть каждого и предлагаю всемерно стараться не раздражать людей, избегать мелочных придирок или излишней требовательности.

Я, со своей стороны, всегда был снисходителен: примите за правило, чтобы на каждое наказание приходилось три прощения. Прошу господ офицеров постоянно иметь в виду, что наши люди исполняют труд крайне тяжелый, климат чрезвычайно зноен, вьюки тяжелы, переходы утомительны, а пища однообразна и часто недостаточна. В подобных условиях человеку свойственно становиться раздражительным; поэтому наказания должны быть налагаемы с крайней осмотрительностью и только в тех случаях, когда мера терпения переполняется. Тем не менее дисциплину необходимо соблюдать, особенно в интересах общего благосостояния.

О важных провинностях, могущих влиять на судьбу экспедиции, прошу доводить до моего сведения, я буду судить сам.

Во время плавания каждый из офицеров своим чередом будет исполнять ежедневные обязанности: наблюдать за раздачей пищи, за чисткой корабля, за тем, чтобы не было ссор и драки, за которой могут последовать и удары ножом, смотреть за правильной раздачей корма животным и за ежедневным их пойлом. За более подробными инструкциями рекомендую обращаться к майору Бартлоту».

Дни проходили довольно быстро. С раннего утра перед глазами тянулись леса, тысячи островков, поросших деревьями, и громадные каналы стоячей воды, блестевшей на солнце, словно потоки ртути. Мы приближались то к правому берегу, то к левому, то вступали в русло более глубоких вод и таким образом избегали однообразия, которое было бы неминуемо, если бы мы шли ровно посреди реки, т. е. в таком расстоянии от берегов, чтобы нельзя было рассмотреть подробностей.

Я спокойно сидел на кресле-качалке, в каких-нибудь двенадцати метрах от берега, и с каждым поворотом винта глазам моим представлялись все новые бесконечные сочетания этих деревьев, кустов, все новые массы зелени, лиан, цветов и бутонов. Правда, свойства и особенности этих растений большею частью не были мне известны, те или другие части берегов казались неинтересными, но часы пролетали незаметно, а по временам внимание развлекалось появлением какого-нибудь обитателя воздуха или воды.

Эта чудная панорама ярко-зеленых лесов с неподвижными ветвями и листьями, эта почти непрерывная кайма роскошных, густолиственных кустарников, усеянных крупными мотыльками, бабочками, всевозможными насекомыми, эти громадные пространства воды, блестящей и совершенно спокойной, – гораздо дольше останутся в памяти, нежели картины той же природы под ударами тропической грозы, которая налетала почти каждый вечер и нарушала ее мирную прелесть.

Дождливый сезон длится здесь два месяца, с 15 марта до 15 мая. Всякий день после двух часов пополудни небо начинало хмуриться, солнце пряталось за черные тучи, молнии бороздили наступавшую тьму, гром разрывал облака, дождь обрушивался и лился в тропическом изобилии; и в этом печальном тумане природа мало-помалу исчезала в ночных потемках. Невозможно было бы выбрать время, более благоприятное для нашего плавания по великой реке. Воды были как раз ни слишком низки, ни чрезмерно высоки, нечего было опасаться, что суда попадут на затопленный материк или сядут на мель.

Мы почти постоянно держались в расстоянии двенадцати метров от левого берега, и на протяжении 1 600 км нам довелось беспрерывно любоваться растительностью, с которою по густоте листвы, по разнообразию оттенков, по обилию и благоуханию цветов не может равняться ни одна флора в мире.

Бури налетали большею частью уже вечером или к ночи, когда наша флотилия давно стояла на якоре. Москиты, слепни, мухи цеце и прочие несносные насекомые на этот раз казались мне далеко не так докучливы, как во время прежних моих путешествий; большая часть нашего пути была уже пройдена, прежде чем появились – и то в малом количестве – представители этих проклятых полчищ.

Гиппопотамы и крокодилы вели себя безукоризненно; туземцы оказались скромны, умеренны и охотно отдавали нам своих коз, кур и яйца, бананы, а мы им за это выдавали «векселя», по которым они должны были получать деньги с Роз Труппа, плывшего вслед за мною в расстоянии двух-трех дней пути.

Здоровье мое было хорошим и даже превосходным по сравнению с прошлыми походами; а мои товарищи, – потому ли, что они действительно были увлечены делом, или потому, что не хотели обращать внимание на мелочи, – гораздо реже жаловались, чем спутники моих прежних экспедиций.

1 мая. «Генри-Рид», имея на буксире два меньших судна, отплыл во главе флотилии, увозя Типпу-Тиба, 96 человек его свиты и родственников и 35 человек наших людей. За ним тронулся «Стенли», ведя на буксире «Флориду», на них 336 человек, шесть ослов и множество всякой поклажи. Полчаса спустя «Мирный» со 135 пассажирами весело тронулся в путь; но едва наши друзья успели прокричать нам «до свидания», едва наша корма вступила в борьбу с быстрою волной, как руль сломался. Капитан скомандовал остановиться, якори упали в очень неровное дно, а течение в этом месте сильное – до шести узлов в час. Пароход весь задрожал, до верхушек своих мачт; якорные цепи стали щепить палубу, и так как не было никакой возможности вытащить якоря, завязшие между глыбами камня, пришлось рубить канаты и возвращаться к пристани в Киншасу. Капитан Уитли и наш механик Давид Чартерс немедленно принялись за работу, и в 8 часов вечера руль был исправлен.