Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен

Обломок сибирской сосны

Настало 3 апреля. По закону с этого дня можно было начинать массовый промысел молодых тюленей. Но где они, эти тюлени? Неужели другие зверобои, заблаговременно подойдя к детной залежке, сегодня положили первые сотни шкур в трюмы, в то время как «Викинг» впустую жжет уголь и треплет паруса? Старый Ларсен ворчал с утра до вечера:

— А что я говорил? Бочку — в воскресенье! Скверный рейс, скверный рейс!..

Теперь к его словам прислушивались. Может, Крефтингу в самом деле изменила удача? Настроение у команды было такое, что из-за каждого пустяка дело доходило чуть не до потасовки. И, конечно, это настроение не улучшалось оттого, что «Викинг» то и дело застревал во льдах, а те уносили его все дальше от места, где Крефтинг думал найти залежку.

Нансен иногда спускался на лед, чтобы размять ноги. Сбивая на лету чаек, он пристреливал свое новое ружье.

Как-то с ним пошел Баллон. Они забрели довольно далеко и, когда повернули назад, наткнулись на полыньи: лед успел разредиться. Одна из них темнела широкой полосой.

— Э-э, не беда! — Баллон выбрал небольшую льдину и, опираясь на багор, с которым не расстается настоящий зверобой, легко перескочил на нее. — Прыгайте, господин студент, в мою «лодку».

Нансен прыгнул. Льдина сильно качнулась. Они поплыли, гребя багром. Двоим на льдине было тесно. Нансен неловко повернулся, ноги у него заскользили и…

А позже он увидел сцену своего купания в недурном исполнении Баллона. Собрав на палубе праздных матросов, тот показывал им, как господин студент балансирует на льдине и как потом господин студент с вытаращенными от испуга глазами цепляется за ее края.

— У него была довольно-таки глупая рожа, разрази меня господь! — закончил Баллон под общий хохот.

Конечно, это было обидно и, кроме того, несправедливо: он ведь не испугался, попав в воду, а спокойно выкарабкался на льдину. Ну и враль этот Баллон! Нансен хотел подойти к рулевому и хорошенько отчитать его, но вовремя одумался: что скажут тогда эти парни? Вот, мол, барчук, не тронь его даже словом, разобиделся… Нет, на шутку можно ответить только шуткой. Однако, как на грех, ему ничего не приходило в голову.

А зверобои затеяли новую потеху. Двое парней натянули фуфайки самым нелепым образом, продев ноги в рукава, набили всякой всячины, чтобы получилось брюхо, приклеили усы и принялись изображать важных господ.

Тот, который был «бургомистром», орал на матросов и совал им в нос кулаки, требуя уплаты податей.

Затем началась игра в «рукошлепки». Один, заложив руки за спину, клал голову на колени другому, а сзади по очереди подходили молодцы и шлепали кто рукой, кто ладонью, а кто и сапогом или старой калошей. Попробуйте-ка угадать ударившего! Зато уж если опознан — прячь голову в колени и получай увесистые шлепки…

Нансен побоялся, что, если он войдет в игру, с ним выкинут какую-нибудь штуку. Даже Баллон за глаза потешался над ним, — что же говорить о других? Крефтинг как-то сказал ему, что Ларсена смолоду разорил судовладелец и с тех пор штурман ненавидит всех, кто, по его мнению, принадлежит к «белой кости». Даже к Крефтпнгу старик относится с недовернем, находя у него барские замашки. Нансена штурман невзлюбил сразу, твердя, что все студенты — безбожники и что посторонний человек на корабле только всем в тягость…

В начале апреля держалась морозная ветреная погода. Нансен, заслышав топот матросских ног по палубе, бросался из каюты, чтобы вместе со всеми ставить паруса, когда льды разрежались и можно было идти по чистой воде. Но куда идти? В том направлении, где на горизонте рисуются мачты каких-то неведомых промысловых судов? Или в противоположную сторону? Нет, лучше к судам. Это «Магдалена», на которой когда-то начинал плавать Крефтинг, и «Язон». Новости? Да никаких новостей. О залежке ничего не слышно. И все три судна идут туда, где мираж заставляет льдины как бы парить в воздухе.

Купание и шутки Баллона не отбили у Нансена охоты к прогулкам, и, когда «Викинг» снова застрял в смерзающемся льде, он спустился за борт, чтобы пострелять чаек.

На одной из льдин студент еще издали заметил что-то серое. Пошел туда. Серое на льдпне оказалось плавником — остатками оббитого волнами, истертого льдами дерева. Такие деревья выносятся в океан реками; иногда на побережье скапливаются целые горы плавника.

Нансен склонился над обломком и принялся его рассматривать. Сосна? Да, пожалуй. Откуда она попала сюда — из Америки? Впрочем, тут и гадать нечего: Крефтинг ведь говорил ему, что к Гренландии часто выносит сибирский лес.

Нансен попытался мысленно представить себе путь обломка сибирской сосны — огромный путь в тысячи километров сквозь льды океана. Вернее, не сквозь льды, а вместе со льдами!

Вместе? Конечно.

Но не значит ли это, что существует постоянное движение, настоянный дрейф льдов, который начинается в море возле берегов Сибири и продолжается где-то здесь, у берегов Гренландии? Чего доброго, бесформенный кусок плавника побывал куда ближе к полюсу, чем это удавалось до сих пор человеку. Вот бы использовать это движение льдов для какой-нибудь экспедиции…

На палубе шум, оживление: кто точит нож, кто чистит винтовку, кто считает патроны, — наконец-то появились стада тюленей. Все ждут сигнала к «хозу». «Хоз» — это вылазка для добычи зверя.

Нансен впервые видел такое множество тюленей. Издали казалось, что на льдины насыпано что-то черное. Гладкие блестящие головы мелькали в волнах. Косяк за косяком плыл к северу.

Сигнал! Нансен торопливо напяливает жесткий, коробом торчащий парусиновый костюм. На студента не обращают внимания — всем не до него. Только Ларсен, отправлявший людей, ворчливо советует ему остаться на «Викинге» и подождать, пока зверобои вернутся с добычей: «хоз» — дело серьезное; лишний человек на шлюпке — обуза.

Вскрывать тюленей, которых добыли другие? Ну уж нет! И студент, к досаде Ларсена, просится в лодку лучшего стрелка Оле Могеруда. Оле мнется, но отказать неловко. Нансен занимает место гребца.

Шлюпки, лавируя между льдинами, пробираются к лежбищу; каждой указан свой маршрут, чтобы зверобои не мешали друг другу.

Погода тихая, ясная. Издали слышно урчание. В глазах пестрит от черно-белых тюленьих шкур. Лежебоки блаженствуют на солнце. Над льдинами струится, трепещет нагретый их телами воздух.

Оле придирчиво поглядывает на студента. Тот гребет изо всех сил, снял шапку, от волос — пар. Шлюпка подходит к лежбищу. Хотя тюленей и много, но это еще не значит, что они только и стараются попасть на мушку. Тут нужны осторожность и сноровка. Оле поднимает руку: тише! Четверо гребцов и рулевой застывают, чтобы Оле было удобнее стрелять. Слышно, как с весел капает вода. Оле широко расставляет ноги, медленно поднимает ружье. Два выстрела — и два тюленя остаются на месте. Остальные скользят по льду и бултыхаются в воду. Шлюпка подходит к застреленным зверям. Зверобои мигом свежуют туши. Оба тюленя убиты меткими выстрелами в голову.