Максут Алиханов-Аварский - Поход в Хиву (кавказских отрядов). 1873. Степь и оазис.

Между тем, верблюды — все для нас. Они в значительной мере обусловливают успех всего дела и для того только, чтобы подняться с места с двухмесячным продовольствием нам необходимо их до 2.500 голов. Но добыть верблюдов при настоящих условиях оказывается больше чем трудно, и до сего времени мы приобрели всевозможными путями только 900, из коих одна треть слабых и ненадежных.

Такое положение дела вынуждает, конечно, [27] безотлагательно приступить к самым крайним мерам, и вот, между прочим, 12 апреля послан майор Навроцкий с двумя сотнями для отбития верблюдов путем внезапного нападения на киргизские аулы, кочующие у Кайдакского залива.

13 числа происходило новое для нас зрелище. Рано утром пригнали в лагерь огромное стадо всех наших верблюдов для распределения их по ротам и сотням, и на целый день это послужило развлечением для солдат. Каждая часть, получив 30–40 голов, накладывала на них свою метку: бедным животным то выстригали лбы, то на разных частях тела, дегтем или краской, выводили изображение креста, луны или целую надпись в роде 4 стр. р. и затем с триумфом вели их к палаткам, потешаясь над своим малярным искусством.

Все верблюды чрезвычайно худы, так как они ежегодно изнуряются к весне, вследствие зимней бескормицы на Мангышлаке, и совершенно поправляются в мае. Нас же необходимость заставляет пользоваться ими в самое тяжелое для них время.

Вечером принесли приказ.

— Наконец-то!.. Слава Богу!.. Ура!! кричали офицеры, прочитав извстие о том, что «завтрашнего числа и т. д. выступает первая колонна». Мгновенно все просияли, забыв и воду, и мошек, и адский жар, точно за пределами Киндерли их ждут все блага земные.

Утром 14 числа происходило напутственное [28] молебствие и для этого войска (В Киндерлинском лагере собрались: восемь рот Апшеронского, две роты Самурского, восемь рот Ширванского полков и команда сапер. Две сотни Дагестанцев и четыре сотни Кубанских и Терских казаков. Всего: 86 офицеров, 2.437 штыков, 645 коней кавалерии, 10 орудий, три ракетные станка и около 900 верблюдов. Сверх этого, при отряде состоит сотня Киргизов, в которой числится до 40 конных и столько же пеших проводников и вожатых для верблюдов. Вообще нужно заметить, что, несмотря на малочисленность отряда, в штабе нашем ужасно суетятся и потому приведенные цифры едва ли не сомнительной точности.) построились в общее каре, на песчаной равнине на краю лагеря, имея своих верблюдов во второй линии.

Люди молодые. Бывалые проглядывают только между казаками и конно-иррегулярцами, среди которых не мало испытанных, даже стариков, обвешанных крестами и медалями. Одежда их легкая и как нельзя более приспособленная к степным походам: кепи с фартучком падающим на плечи, рубаха и шаровары, все белое; обувь легкая; на поясном ремне или через плечо разные сосуды для воды, обшитые войлоком; ружье и две сумочки с патронами дополняют все немудрое снаряжение нашего солдата. Все остальное идет на верблюдах.

Проехав по фронту войск, начальник отряда остановился в центре каре и среди воцарившейся торжественной тишины произнес возвышенным и несколько взволнованным голосом:

«Братцы! Большое и трудное дело предстоит нам. Много трудов и тяжелых лишений придется перенести. Но Кавказцам ли, закаленным в [29] многотрудной и славной войне, прошедшим гигантские горы и дремучие леса, остановиться пред какими-либо препятствиями в здешних степях?!. Помолимся Богу, чтоб Он помог нам с честью вернуться на наш дорогой Кавказ!»

Эти простые, но задушевные слова, как нельзя более отвечавшие общему настроению, глубоко запали в душу каждого из присутствовавших. Под их впечатлением люди молились благоговейно, как пред грозною битвой, приготовляясь бодро встретить предстоявшие им неизбежные роковые испытания; молились как в те редкие минуты жизни, когда слышится в воздухе, чувствуется сердцем и смутно сознается приближение еще неведомой грозы.

По окончании молебствия и окропления святою водой, отряд прошел пред начальником под звуки Гунибского марша. Взрывая глубокий песок, загорелые и обросшие офицеры и солдаты шли свободно, с тем особенным видом счастливых людей, которые возвысились в собственных глазах вследствие сознания важности и трудности дела, выпавшего на их долю. Этот бравый молодецкий марш не имел ничего общего с теми стройными церемониалами, которые мы так часто видим на гладко-утоптанных городских площадях, и всю его прелесть составляли не сомкнутость и равнение, которым здесь не было и места, но тот неподдельный, бодрый дух, который, казалось брызжет из каждой пары глаз.

Наконец, с музыкой и песнями вытянулась в [30] степь первая колонна (Авангард из двух рот со взводом кавалерии, под командой капитана Бекузарова, выступил из Киндерли еще 2 апреля и занят устройством полевого укрепления у колодцев Беш-Акты.) из шести рот Апшеронцев и двух сотен казаков, под начальством майора Буравцова. Завидно было смотреть на этих счастливцев, покидавших Киндерли. Оставаясь на месте, мы мысленно провожали колонну, пока вереницы людей и верблюдов не слились в облаках пыли в одну неясную линию и не скрылись за горизонтом.

Вчера утром по тому же направлению выступила вторая колонна, из шести рот, двух сотен, шести орудий и ракетной команды. Несмотря на 409 верблюдов, приданных этой колонне, наши кавалеристы, не исключая и офицеров, отправились пешком, так как принуждены были нагрузить ячменем своих верховых лошадей.

Завтра наконец тронемся и мы, но дождемся ли этого завтра?

Сегодня после ужина наши штабные разошлись по кибиткам ранее обыкновенного, чтоб успеть уложиться и выспаться. С. и я остались вдвоем за бутылкой шипучего, — благо еще есть лед на шкуне, — и наша беседа, странствуя по целому миру, уже не первый раз подходила под самые стены Хивы.

— Надо полагать, дело без штурма не обойдется?

— По всей вероятности… Средне-Азиятцы, как показали Самарканд, Ура-Тюбе, Джизаг, упорно отстаивают свои укрепленные города. [31]

— Так что же? С какими-нибудь охотниками вперед и… пан, или пропал!

— Конечно.

— По рукам?

— Идет!..

«Ребячество», быть может скажете вы. Пусть будет так, но я право радуюсь и тому, что моя натура сохраняет еще способность ребячиться. Чокнулись стаканы, дружеским пожатием руки мы скрепили наше обещание и разошлись. Я вернулся в свою кибитку счастливый, как с любовного свидания. [32]

Около полудня 17-го числа выступила из Киндерли последняя часть отряда — арриергардная рота с орудием и с нею штабный транспорт, то-есть 20 отборных верблюдов, навьюченных нашими вещами. Немного погодя, после небольшого завтрака, за которым было высказано множество надежд и желаний и не менее того выпито шампанского, знаменщик Кабак вынес и развернул белый значок начальника отряда с крупною надписью «Кавказ» и мы сели на лошадей.