Герман Титов - 700.000 километров в космосе (полная версия, с илл.)

Недавно мне был вручён партийный билет, и я пережил очень волнующие минуты. Вот я держу в руках заветную красную книжечку — самый драгоценный документ для советского человека — партийный билет. С волнением вчитываюсь в его номер — 09753678, повторяю его, чтобы запомнить однажды на всю жизнь. № 09753678! В монолитных рядах Коммунистической партии Советского Союза около десяти миллионов бойцов, огромная армия разведчиков коммунизма, спаянных единством целей и задач, готовых выполнить любое задание во имя общей победы. Почти десять миллионов! Когда великий стратег революции Владимир Ильич Ленин закладывал основы нашей партии, в ней были лишь десятки и сотни людей. На партию царизм обрушивал жестокие репрессии, заточал коммунистов в тюрьмы, душил каторгой. И всё же партия выстояла, пронесла в чистоте своё красное знамя через все испытания, подняла народ на Великую Октябрьскую социалистическую революцию, на строительство социализма и коммунизма. Сотни её бойцов превращались в тысячи, а теперь в миллионы и миллионы. Вот что такое наша ленинская партия, вот что поведал лишь один номер моего партийного билета! И от всего сердца сами собой вылились слова:

— Хочу заверить Центральный Комитет, всех вас, товарищи, что буду настоящим коммунистом, приложу все силы, чтобы выполнить любое задание. Поверьте: краснеть вам за меня не придётся. Это очень здорово, что именно нам, коммунистам, история нарекла прокладывать новые дороги в космос. Об этом говорится и в проекте Программы партии.

Главный итог пройденного пути — осуществление заветной мечты — родная партия приняла меня в свои всегда сомкнутые, железные ряды. Нет на Земле ничего превыше звания коммуниста, нет более почётного места, чем быть в едином строю, идти плечом к плечу в многомиллионном отряде первооткрывателей коммунизма!

…Мерно стучат колёса поезда, за окном вагона плывёт бескрайняя Кустанайская степь. Мы смотрим вдаль, подставив лица тугому потоку ветра, неторопливо ведём разговор о том, что ожидает нас в школе первоначального обучения лётчиков. Мой спутник то и дело приглаживает непокорные волосы: их треплет резкий ветер.

— Восемь лет, как война кончилась, — говорит он, — где были развалины — новые города построили. А в Кустанае войной-то и не пахло. Наверняка наша школа хорошо устроена.

Приятель замолкает, припоминая что-то, ещё раз поправляет непослушные волосы и продолжает:

— Знаешь, Герман, о чём я думаю? Вот мы едем в школу, будем лётчиками…

Может быть, борясь со своими сомнениями, а может, заметив искорки неуверенности в моём взгляде, приятель горячо продолжал:

— Будем, непременно будем. И на реактивных полетаем. Это здорово. Что наши творили на параде в Тушине! Не просто летали, а уже выполняли групповой пилотаж.

Вот так, в разговорах, полные надежд, приехали мы, вчерашние десятиклассники, в авиашколу. И здесь нас ожидало первое испытание. Одели нас в солдатское обмундирование, отчего мы сразу вдруг стали похожи друг на друга, потом построили, и командир подразделения объявил:

— Товарищи курсанты! Вам пока придётся жить на новом месте. Будем рыть землянки, разместимся в них, а там видно будет…

Он говорил о трудностях походно-боевой жизни, к которым должен быть привычен военный лётчик; о том, что в борьбе с этими трудностями закаляются характеры. И только теперь до моего сознания дошла мысль о том, что о полётах пока речи и быть не может, что первая задача — копать землянки.

Мой приятель по вагону стоял рядом. Мы обменялись удивлёнными взглядами, и я заметил, как он сразу сник, помрачнел.

Что ж? Копать землю так копать. В руках обыкновенная лопата, и я с трудом вгоняю её в спрессованный веками степной чернозём, поддеваю иссиня-чёрный, спечённый солнцем пласт и швыряю подальше от границы будущей землянки. К работе я привык дома, помогая матери и отцу по хозяйству, но всё же к вечеру усталость сильно давала себя знать. Отяжелели руки, ныла спина, наливались свинцом ноги.

И так день, другой, десятый…

— Приехали летать, а тут — землю копать, — хмуро ворчал сосед. С каждым днём он становился всё тревожнее, потом, сказавшись больным, не вышел на работу, а вечером, вдруг повеселев, объявил: — Знаешь, Герман, меня отчисляют. По здоровью…

У нас состоялось комсомольское собрание, и мы крепко ругали тех, кто становился нытиком.

А в землянках жилось не так уж плохо. Вечерами было даже интересно. Мы представляли себе, как в таких же землянках жили комсомольцы, строители Комсомольска-на-Амуре, или партизаны соединения легендарного Сидора Ковпака, или лётчики на фронтовых аэродромах в годы Великой Отечественной войны.

С радостью, как к большому празднику, мы готовились к началу учёбы. И она началась. Новое дело показалось интересным. Курс теории давался мне без особых усилий. Много нового, вернее, всё, что я слышал, было для меня новым. А новое уже само по себе увлекает.

Незаметно пришла зима, выбелив степь, наметая метровые сугробы у дверей землянок.

В учёбе чем дальше, тем интереснее, хотя и сложнее, а значит, труднее. Начались занятия по изучению авиационной техники, материальной части самолёта и двигателя. Самолёт «ЯК-18», который предстояло изучить, показался очень сложным. Но когда занят работой, быстро бегут не только дни, остаются позади и трудности.

Весной мы сдавали зачёты. В письмах к отцу я рассказывал о своих товарищах и инструкторах, о том, как идут дела.

Невысокого роста, крепко сбитый, широкий в плечах, с открытым лицом желтоватого цвета, как у монгола, — таким был мой лётчик-инструктор Гонышев. Позднее я узнал причину этой желтизны: Гонышев много курил, буквально через каждые пять минут доставал новую папиросу и ходил, сопровождаемый синим дымным шлейфом. «Зачем он себя душит табачищем?» — недоумённо спрашивал я сам себя и не находил ответа. Попробовал сам закурить. Горько, противно — не понравилось.

Ещё на земле, задолго до первых вылетов, мы как бы изучали друг друга. Инструктор приглядывался к нам, мы — к нему. Кажется, мы остались довольны друг другом. Это был человек такта, умеющий разбираться в людях.

Мне было известно, что Гонышев — опытный лётчик-инструктор, обучивший и давший путёвку в жизнь многим десяткам молодых авиаторов. Недавно состоялся выпуск очередной группы. Выпускники тепло отзывались об инструкторах и, в частности, о Гонышеве.

— А как на реактивных самолётах? — то и дело спрашивали мы наших преподавателей и инструктора.