Иван Малютин - Незабываемые встречи

Сколько верст будет от вашего почтового отделения до дер. Морозовки? Не слишком ли затруднительно извещение о заказных письмах!»

Затем я получил от Короленко открытку, в которой он сообщал, что здоровье его по-прежнему неважно.

Владимир Галактионович Короленко.

Положение на Украине тогда было неспокойное и не благоприятствовало нашей переписке. Письма долго задерживались в пути и совсем терялись. Да и Владимир Галактионович часто болел. И вот последнее письмо, которое шло месяца два, написано было Короленко за четыре месяца до его кончины, 25 августа 1921 года.

«Простите, что порой подолгу не отвечаю. Я теперь сильно болен. Кроме того я теперь избран почетным председателем комитета голодающим, и это помимо болезни требует у меня времени. Поэтому не имею возможности быть аккуратным в переписке, как было в старину.

Не взыщите. Желаю здоровья, сытости и вообще всего хорошего».

Это было последнее письмо от Владимира Галактионовича. В декабре в редакцию газеты «Советская Сибирь», где я работал тогда, пришла радиограмма:

«28-го декабря, в Полтаве, состоялись похороны писателя В. Г. Короленко. Этот день был объявлен траурным, занятия нигде не производились. В похоронной процессии участвовало 150 000 человек, Было много делегаций от крестьян соседних сел.

В ознаменование памяти Короленко Совнарком Украины постановил в 6-месячный срок поставить покойному писателю памятник в Полтаве…

Семья Короленко обеспечивается пожизненно пенсией от государства…»

Основоположник социалистического реализма А. М. Горький говорил, что в

«великой работе строения новой России найдет должную оценку и прекрасный труд честнейшего русского писателя В. Г. Короленко, человека с большим и сильным сердцем».

Эти слова воплотились в жизнь. Советский народ, наследник всего лучшего, передового в культуре прошлого, любит и чтит Короленко — великого художника слова, неутомимого правдоискателя, внесшего неоценимый вклад в историю русской литературы, общественной мысли и освободительного движения конца XIX и начала XX веков.

Правдивые книги писателя-гуманиста в наши дни полностью сохранили свое большое познавательное и художественное значение. Велика и воспитательная сила этих книг, прививающих ненависть к мрачному прошлому и укрепляющих в советских патриотах веру в силы человека, любовь к жизни и труду, к дружбе между народами.

Борясь за мир и коммунизм, мы бережем, как ценнейшее национальное достояние, русскую классическую литературу, неотъемлемой частью которой стало наследие В. Г. Короленко.

В первый раз о писателе Шишкове я узнал от Григория Николаевича Потанина в 1915 году в Барнауле. Тогда же мне пришлось прочитать его рассказ «Ванька Хлюст» в «Ежемесячном журнале» за 1914 год.

Этот рассказ произвел на меня сильное впечатление необыкновенным интересом автора к жизни народа.

А потом, когда в разных журналах появились его рассказы («Краля», «Чуйские были» и «Страшный Кам»), писатель совершенно покорил меня простотой изложения, искренностью своего голоса, чуткостью к простому человеку — герою своих произведений.

Многое из того, что было передумано, написано Шишковым, как мне казалось, пережито и передумано мной и всеми, кто окружал меня, — простыми людьми.

Может показаться странным, что я подхожу к писателю с такой меркой. Впоследствии я убедился, что так относятся к творчеству подлинно народного писателя многие. Ф. В. Гладков писал мне:

«Для писателя самой лучшей наградой служит задушевный отклик читателя, и выходит, что та книга хороша, которая написана, как исповедь, как душевное откровение».

И это были справедливые слова.

Вячеслав Яковлевич, прежде чем стать писателем, двадцать лет жил и работал в Сибири среди народа, встречался с сибирскими старожилами, с переселенцами, с каторжниками, с заводчиками и рабочими, с купцами и лесорубами. В живом общении с ними писатель черпал свое знание жизни, свою веру в прекрасное будущее, свою неугасимую любовь к человеку и особое, честное, совестливое и благоговейное отношение к писательскому труду…

В 1919—1920 годы я заведовал избой-читальней в деревне Морозовой, в 40 километрах от Новосибирска. Здесь в долгие зимние вечера я читал «Чуйские были», «Ванька Хлюст», «Веселый бродяга» и другие рассказы Шишкова, проверял на слушателях, как до их сердца доходит слово писателя. С большим интересом малые и старые слушали произведения Шишкова. Они были так же понятны народу, как и произведения Чехова, Горького, Подъячева.

Позднее, уже в Ярославле, я наблюдал, как принимают рассказы Шишкова маленькие слушатели. Было это длинными осенними вечерами. За окнами шумели столетние тополи и темные косматые ели.

…Все взрослые давно уже спали. Только дети бодрствовали, поджидая, когда я кончу работу. Окончив работу, я спрашивал:

— Ну, что почитать вам, ребятушки?

— Фыфкова, дедуся, Фыфкова, — говорила бойкая Зоя, а Боря только головой кивал в знак согласия.

И вот читаем «Колдовской цветок» или про козла Ваську, или что-нибудь из «Страшного Кама». Сидят дети тихо, слушают, как завороженные, не шелохнутся, только глазенки поблескивают.

И жуткие, и смешные рассказы Шишкова нравились ребятам, были понятны им.

И сам я чувствовал, что после рассказов писателя близки и понятны лесные голоса и таежные шорохи. А рядом, за окном, шумел вековой парк и наводил на размышления. Вячеслав Яковлевич представлялся в эту минуту каким-то волшебником. Вот он подходит к спящей вековым сном красавице Тайге, взмахивает своим пером, и Тайга начинает говорить… Говорят и полудикие обитатели Тайги, загнанные и обездоленные. И в их жутких голосах слышится горькая, не отомщенная обида на своих угнетателей.

— «Старик думал о том, что есть великий, русский бог, светлый и милостивый. Но зачем он так далеко живет? Зачем он дает обижать тунгусов? Разве не видно ему сверху? Али жертвой недоволен остался. Можно еще больше дать «приклад». Возьми, только в обиду не давай». Пожалуйста, давай защиту…

И старик заплакал…

«Вот, он к Чуе-реке подошел и сказал:

— Эй, подожди, Чуя — вода холодная!

— Куда бежишь, куда по камням вскачь мчишься! Стой, Чуя! Стой! Расскажи нам вчерашние и сегодняшние были свои!»

И, кажется, что Чуя рассказывает кровавые жуткие были.

А вот рассказ «Краля». Сколько в нем вложено обиды за русскую женщину. Сколько гибло тогда прекрасных женских душ!