Татьяна Лунгина - Волф Мессинг - человек загадка

На Октябрьской площади нашу машину остановил постовой дорожный инспектор и заявил, что въезд на улицу Дмитрова перекрыт до двух часов. На вопрос, что случилось, милиционер ответил: «Неужели не знаете? Сегодня будут хоронить Вольфа Мессинга, и процессия пройдет по этой магистрали…

— Очень тронуты заботой милиции, — сказала я с грустной иронией, — но тело Мессинга в нашей машине… Мы направляемся в ЦДРИ… Обратно будем проезжать после полудня…

Перед входом в ЦДРИ уже была толпа, половину которой составляла милиция. Эксцессов никаких не было, и только у пожилых женщин в руках — скомканные влажные носовые платочки. Пришедших проститься было бы значительно больше, сообщи власти дату похорон вовремя. Возможно, они опасались паломничества студентов, у которых Мессинг пользовался огромной популярностью, и верующих, для которых Мессинг был святым. Последняя публика — верующие — нежелательна была на траурной церемонии. Никакие вступительные слова ведущей Мессинга в стиле лекторов по атеистической пропаганде не могли поколебать у религиозной публики убеждения, что способности Мессинга дарованы Небом. И когда гроб проносили в холл первого этажа, женщина средних лет, пробившись к изголовью гроба, сказала: «Святой человек ушел… Царство тебе Небесное…».

Я стояла в почетном карауле, когда в зале появился народный артист, клоун Юрий Никулин — любимец Вольфа Григорьевича. Ступая на цыпочках, он неслышно и как-то очень застенчиво, словно провинившийся, прошел к гробу и стал рядом со мной. Мельком бросив на него взгляд, я заметила, что на его лице остался не снятый грим. Именно в эти часы у него проходили съемки на «Мосфильме», и он прервал работу, чтобы отдать последний долг своему давнему другу.

К гробу подходили все новые лица, знакомые и незнакомые мне, минуту стояли в скорбном молчании, поставив у изголовья венок или скромный букетик.

Подошло время отправляться в путь — действительно дальний и последний. У выхода терпеливо ждала толпа, увеличившаяся, пока мы находились в зале, на добрую сотню человек. А милиция в зал людей не пропускала.

По закону в Советском Союзе каждая могила должна быть зарегистрирована и закреплена за близким родственником, попечителем или доверенным другом умершего. За ним остается право выбирать и место захоронения и решить все иные вопросы, связанные с похоронным обрядом, требовать от администрации кладбища гарантии сохранности и чистоты места погребения и т. д. И эту честь отдали мне как единственному близкому ему в последнее время человеку. Я высказала пожелание, чтобы Вольф Григорьевич был похоронен на Востряковском кладбище рядом с его супругой Аидой Михайловной. С моим доводом согласились, и к половине второго мы прибыли к этому печальному месту. Щемящая сердце картина, и я опускаю ее описание…

И вновь дорога к ЦДРИ, где нас ждали для традиционных поминок. Столы накрыты в большом зале ресторана на последнем этаже здания. Столы сдвинуты в один ряд, не для экономии места, а по российскому обычаю, чтобы все поминавшие составляли как бы одну семью. И это был действительно тесный кружок его близких друзей и искренних почитателей, что-то человек тридцать. Среди них был и Алексей, и иллюзионист Ефим Кубанский, ныне живущий с супругой в Лос-Анжелесе, и многие другие знакомые. Но находилось и официальное лицо, не знаю уж, поклонник ли Мессинга, знаток ли парапсихологии или просто «психолог»-наблюдатель — мрачноватый дядя от Министерства культуры. Ему же, как лицу официальному, предоставили первому сказать прощальное слово. И как положено государственному мужу, речь он произнес по древнейшей формуле — о мертвых говорят только хорошо или не говорят ничего. Но в хорошее входило лишь канцелярское перечисление заслуг Мессинга перед обществом, с непременным упоминанием его щедрого пожертвования средств на строительство двух боевых самолетов во время последней войны. Потом о постоянной финансовой помощи Мессинга детскому дому с более, чем ста малышами. Но почему-то он забыл упомянуть, что Вольф Григорьевич за долгие годы своих выступлений собрал в общей сложности миллионную аудиторию, давшую государству несметную прибыль. И никто не удосужился предложить хоть крупицу этих средств выделить на исследования парапсихологических явлений, создать хотя бы скромную научно-экспериментальную лабораторию с привлечением специалистов-психологов. Напротив, долгие годы, как инквизиция во времена средневековья, шельмовали само название «парапсихология» как лженаучное. Быть может, тем самым и свели вдохновенное творчество Вольфа Мессинга к функции театрального гастролера. А сам он пробить стену не мог.

А вот Алеша говорил от всего сердца, тепло и проникновенно. Потом выступали многие другие, кто был чем-то обязан Мессингу за его помощь или просто восхищался и преклонялся перед ним.

Я выступила последней. От волнения — сбивчиво. Но, кажется, все поняли меня и без красноречия. А потом уже без регламента каждый вспоминал добрые часы и дни, которые ему посчастливилось провести с Мессингом, истории и эпизоды из его жизни. Этикет не позволял мне делать какие-либо записи, но я внимательно вслушивалась в рассказы, отзвуки которых попали в некоторые очерки моей книги.

Мы с Валентиной Иосифовной Ивановской последними покинули поминальный обед, и, теперь уже бывшая, ведущая Вольфа Григорьевича проводила меня до стоянки такси. Расстались мы нежно, без слов.

Итак, из моей жизни выпало огромное звено человеческой дружбы, многие годы согревавшей меня, будившей чувства и мысль, наполнявшей смыслом порой суровое бытие.

Однако беда имеет иной раз и обратную силу: не расслабиться, не упасть духом, сжать боль в кулаке помогает она, когда ты взял на себя обязательство перед самим собой исполнить до конца неоплатный долг перед ушедшим другом.

КНИГА, решила я, будет ему лучшим памятником, от меня и ото всех, кому он щедро дарил доброту своей души.

Закончив предыдущую главу, я взяла эту латинскую категорию — человек разумный — совершенно с противоположным значением: чтобы с грустной иронией поведать и о том, сколь мелочен и жесток может быть этот «венец природы». Никакими биопатическими биотоками не передать ему порой ни мысли о человеческой доброте, ни чувства элементарной порядочности, ни даже гордости за свое высокое призвание.

Многое было оборвано смертью Мессинга в моей жизни, опустошено и смято. Но внезапная потеря настоятельно требовала и активных шагов с моей стороны.

Прежде всего, пока жива память о свершившемся, как-то воздействовать на тех, от кого зависело должным образом воздать память Мессингу. Хотя бы символически, в достойном памятнике на Востряковском кладбище. И, конечно же, книга, в общих контурах уже зревшая во мне, но для которой нужно теперь бережно собрать как вещественные следы последних дней, так и эмоциональные впечатления от случившегося.