Иван Колос - За час до рассвета

От радостных возгласов запрыгало, закоптило пламя в фонарях.

В трудный час

С высоты девятиэтажных каменных корпусов - от них оставались лишь одни каркасы - группа Юзефа наблюдала за небом, на фоне которого мрачными утесами дыбились разбитые каменные громады. То слева, то справа изредка ухали орудийные залпы. Высокие зарева пожаров освещали небо, а внизу, среди развалин, пробиваясь сквозь черные клубы дыма, словно из кратеров вулканов, поднималось багровое пламя.

Бесшумно скользили лучи прожекторов. На востоке, около Праги, гроздьями рассыпались и подолгу мерцали созвездия ракет. К северу в полнеба тускло полыхали красноватые отблески сражения на Висле. Неверный багровый свет далеко раздвинул безлунную сентябрьскую ночь.

Минуя Варшаву, оглашая рокочущим гулом ее окраины, шли на запад тяжелые советские бомбардировщики.

И вдруг десятки самолетов пошли к Варшаве! Когда я услышал их приближение, мне показалось, что воздух вокруг наполнен шумом бесчисленных винтов.

Яростно затявкали автоматические немецкие зенитки. Вокруг стоял грохот от сплошных разрывов.

Я стал всматриваться в ночную темень. Верно! Вот прожектор выхватил из темноты штурмовик "Ил-2", второй, третий... Они на бреющем полете охраняли небо осажденной Варшавы.

И вот в небе возникла новая волна самолетов, на этот раз невидимых и еле слышных "кукурузников", которые сбросили парашюты с драгоценным грузом - оружием, продовольствием, медикаментами.

Парашюты неслись к нам вниз, то вспыхивая в лучах разрывов, то пропадая во мраке. Их было не менее пятидесяти. За этими последовала новая партия грузов.

- Да-а... - улыбаясь, протянул майор Сенк. - Хорошо! Вот это помощь, товарищ капитан... - Он оглядел меня с ног до головы. - Ты теперь настоящий поляк! В этом костюме тебя от миллиона варшавян не отличишь.

После известия о том, что Бур-Комаровский собирается схватить советских десантников, я ушел в подполье и действовал нелегально.

Помрачнев и подойдя к краю чердачного настила, Сенк добавил:

- Миллиона?.. Нет, конечно. Может, осталось полмиллиона, да и то вряд ли... А до войны здесь было полтора миллиона. Посмотрите вниз. Под этими камнями лежат тысячи трупов. А сколько еще Польша потеряет людей?!

Сенк, этот железный человек, вдруг скрипнул зубами, повернулся и, тяжело ступая, пошел к лестнице.

...На рассвете меня разбудил веселый голос неунывающего Юзефа. Он распоряжался раздачей сухарей и консервов волонтерам в соседнем подвале. Я встал, отряхнул подаренное им, насквозь пропыленное пальто, надел шляпу. Потом посмотрел на спящего Дмитрия. На его щеках пробивался румянец, но дышал он как-то странно.

Сам я в медицине ничего не смыслю. Неужели Дмитрию стало хуже? Нет, лицо спокойное... Наверно, он просто крепко спит, выздоравливает... Так ли это? Врач сказал, что главное - сон, запретил Дмитрия тревожить, а я его уже в третий раз сегодня переношу из подвала в подвал.

...Юзеф вздрогнул, когда я окликнул его.

- Ох, это вы, товарищ капитан!..

- Сколько подобрали?

- Сто сорок мешков, но много все-таки попало к Буру.

- А населению сколько передали?

- Шестьдесят с продовольствием.

К нам подошел Адам, командир одного из подразделений Армии Людовой, широкоплечий, бородатый гигант лет тридцати. Улыбаясь в бороду, окинул меня внимательным взглядом и подал мне руку.

- Ты, Юзеф, не очень-то раскошеливайся! - сказал он. - Экономить нужно.

- Ничего! - ответил тот бодро. - Гитлер за шесть лет хорошо научил меня экономить. Я, например, работал по канализации, получал двадцать злотых... Чего смеетесь? Хватало выкупить продукты по карточкам.

- А что ты получал по карточкам?

- О! Столько, что и домой не дотащишь. Двести граммов эрзац-хлеба на день и двести граммов сахара на месяц.

- И правда, что не дотащишь! - вставил Адам. - По дороге съешь и домой голодным придешь.

- А я всегда домой приносил, - вздохнув, вмешался Хожинский, ребенка берег...

В подвал вдруг проник слабый утренний свет: кто-то с улицы оттащил от окна мешок с песком.

- Панове, швабы шевелятся! - вместе с холодным ветром ворвался в подвал тревожный возглас. - Все на баррикаду!

Повстанцы поспешно оставили подвал.

- Вы тоже с нами? - спросил меня Адам, увидев, что я с трудом поднимаю Дмитрия. - Давайте вдвоем!

Мы подняли Дмитрия и, по возможности бережно, перетащили в безопасный подвал.

Уходя на баррикаду, Адам попросил меня записать ему несколько куплетов песни "В чистом поле, поле под ракитой..."

- "В чистом поле, поле под ракитой..." - пропел он звучным, приятным голосом.

Дверь за ним захлопнулась. Еле слышно донеслись слова: "Где клубится по ночам туман..."

Я ходил по темному подвалу из угла в угол. Дмитрий лежал молча, стиснув зубы.

Вскоре пришла медсестра. В руках у нее была немецкая фляга. Гордо улыбаясь, она искоса взглянула на меня и сказала:

- Почти полная... Майор Сенк дал мне тысячу злотых: вздорожала вода! А стоять в очереди нам, военным, некогда. У спекулянтов покупаем.

Дмитрий лежал совсем обессиленный. Когда медсестра поднесла к его губам флягу, он поморщился, попробовал подняться, но не смог. Вдруг, видимо собрав все силы, он протянул руку за флягой.

- Молодец! - весело сказал я, подбадривая друга. - Считай, что теперь тебе станет легче...

Стенько не ответил и как-то болезненно улыбнулся. Я попробовал было снова заговорить с ним, но он молчал. Потом с трудом произнес:

- Не смотрите на меня так. Я еще...

Отчетливо помню эти его слова. Помню также, как вдруг качнулся и заскользил из-под моих ног цементный пол...

Когда я открыл глаза, яркий дневной свет свободно проникал в подвал. Стены словно и не было. Обломки ее в одном месте зашевелились, из-под них показалась чья-то рука. Рядом со мной лежал Дмитрий. Из его раздробленной головы лилась кровь. Кровь была и на посиневших губах.

Я дотянулся до него рукой. Осторожно прикоснулся к мокрой от крови щеке.

- Дима! Димка!..

Услышал ли я, или только показалось мне:

- Прощай... товарищ!..

Не стало Дмитрия...

Прибежал Юзеф, за ним майор Сенк. Пришло много незнакомых мне людей. Я не запомнил их, как не запомнил и тех, кто увел меня от Дмитрия, и тех, кто перевязывал мои царапины. Я плохо видел, плохо слышал... Из ушей и носа у меня текла кровь. Вероятно, контузило взрывом.

В подвал внесли какого-то человека и положили рядом с Дмитрием, на одну окровавленную шинель. По бороде и по огромному телу я узнал Адама.

Издалека, как бы из глухо звенящей дали, донеслись до меня обрывки какой-то речи, с трудом я осознал, что это говорит Сенк.

- ...Рядом с советским воином... Старейший защитник Варшавы... Отстаивая Мадрид, он сражался и за Варшаву... Две тысячи польских волонтеров полегли у стен Мадрида... Смотрите, поляки, и не забывайте этого! Кровью лучших людей России и Польши спаяна наша дружба!..