Лев Шаховской - С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы

– Мы спасаем нашу честь в настоящую минуту, – прибавил Зеки-бей, – чтобы встретить переговоры о мире, имея в Адрианополе хоть какую-нибудь армию.

Слова эти Зеки-бей подтверждал тем нервным состоянием и испуганным видом, который невольно принимал всякий раз, когда раздавались впереди глухие удары орудий или звуки ружейной пальбы. «Вы догоняете нас, – говорил Зеки-бей, вслушиваясь тревожно вдаль при каждом грохоте пушки, – но вам не догнать нас; вы опоздали на целые сутки», – прибавил он в утешение себе. Гурко между тем усиливал марши своего отряда, предполагая не только догнать неприятеля, но перегнать его, забежать ему вперед и стать поперек дороги. Отряд наш двигался через Малые Балканы подобно вихрю со всей тяжелой артиллерией и забирал в плен попадавшихся по пути отставших турок. Этих отставших было много. До Базарджика мы набрали до трех тысяч человек пленных. Только ленивый, можно сказать, не приводил пленных к Гурко. В Базарджике даже один полковой священник представил Гурко двух турецких солдат, лично схваченных им с оружием в руках. Случай этот произошел следующим образом. Проходя по улицам Базарджика со 2-й гвардейской дивизией (с колонной Шувалова), священник зашел в пустой дом, чтобы на скорую руку развести там огонь и напиться чаю. Пока кипятилась вода, священник заметил в комнате плотно притворенные дверцы шкафа, вделанного в стену. Любопытствуя узнать, нет ли чего в этом шкафу съедобного, священник отворил дверцы и, к ужасу своему, увидел турка, сидящего в шкафу с ружьем в руках. Несколько мгновений оба, и священник, и турок, испуганно смотрели друг на друга. Наконец турок начал первый:

– Аман, Аман! – стал восклицать он.

– Положи оружие! – проговорил тогда священник повелительным голосом.

– Аман, Аман, – повторил турок, сам протягивая ружье священнику и сдаваясь военнопленным.

В комнате находился другой шкаф, подобный первому, и в нем также сидел спрятавшийся от русского преследования турецкий солдат, который тоже не замедлил положить оружие перед священником и, безусловно, сдаться военнопленным.

Преследуемый отрядом Гурко неприятель отмечал между тем путь своего отступления пожарами и кровью мирного христианского населения. Перед нами по сторонам дороги стояли в воздухе столбы черного дыма над пылающими деревьями и селами. Навстречу выбегали обезумевшие от страха болгары и целовали руки генерала, называя его «благодетелем и спасителем их». Прикрывавшие отступление турецкого войска черкесы и башибузуки свирепствовали на прощание по деревням и резали жителей. Между Базарджиком и Филиппополем драгуны наткнулись в одном из селений на процессию, состоявшую из ряда носилок, несомых болгарами с плачем и воем. На носилках лежали изуродованные тела только что зарезанных болгарских женщин и детей. Всего час тому назад из этого селения ушли черкесы.

В продолжение всей дороги мы не теряли из виду отдалявшейся по мере нашего приближения турецкой кавалерии и за ней темных масс поспешно отступавшего турецкого войска. К вечеру 3 января мы уже настолько обогнали Самоковский отряд турок, что решено было с рассветом 4-го приступить к атаке неприятеля. Для этого вечером 3 января колонна Шувалова перешла вброд реку Марицу, сделав 27 часов пути без отдыха, лишь с небольшими передышками в полчаса и час. Первой перешла вброд гвардейская стрелковая бригада: батальон стрелков Императорской фамилии и батальон стрелков Его Величества, которые после 27 часов безостановочного движения сначала по горам, затем по равнине, продолжали движение, наконец, по горло в воде, в боевом порядке, сомкнутым строем и перейдя реку, несмотря на мороз и резкий ветер, стали тотчас же на позиции против неприятеля, и с этой минуты непрерывно, в течение трех суток, дрались с турками!

В предыдущем письме я сообщил уже в общих чертах историю трехдневного боя на правом берегу Марицы и гибель армии Сулеймана, оставившей нам 115 орудий и рассеявшейся по диким горам Родопского Балкана, в ущельях и высотах Деспото-дага.

Гибелью этой армии завершается целый период деятельности отряда генерала Гурко. Неприятель, бывший перед нами с самого Горнего Дубника в Балканах и за Балканами, не существует более, рассеянный, последовательно уничтоженный длинным рядом то кровавых дел, то тяжелых, но успешных маневров в горах, наконец последним усиленным преследованием его в равнине реки Марицы. С прибытием в Филиппополь отряд Гурко вступил уже в соединение с остальными силами русской армии, перешедшими Балканы на Шипке. В связи с ними Гурко будет двигаться далее к Адрианополю. Болгары, граждане Филиппополя, предложили вчера обед генералу Гурко, на котором было провозглашено здоровье государя императора, великого князя главнокомандующего, и затем один из граждан предложил тост за генерала Гурко. Граф Шувалов произнес после этого тоста короткую речь, в которой сказал, что без энергии и настойчивости Гурко мы не сделали бы того, что завершили ныне, и быть может, с другим начальником стояли бы и по сию минуту перед твердынями Араба-Конака.

– Проходя мысленно все, что преодолела русская армия, – прибавил Шувалов, обращаясь к Гурко, – я говорю прямо, что она преодолела невозможное, но я глубоко и искренно убежден, что преодолела она все трудности и препятствия только благодаря вашему высокопревосходительству, вашей настойчивой энергии, благодаря тому, что для вас не существовало слова «невозможно». Позвольте же офицерам, имевшим счастье быть руководимыми вами на славные подвиги, поднять тост за ваше высокопревосходительство.

Гурко ответил на это словами:

– Вы привели меня в смущение. Я ли виновник всего, что достигнуто нами? Слушая вас, я подумал было, что в самом деле я имею такое значение. Но я обратился к своей совести, и совесть моя говорит мне, что во всем этом я – ничтожество. Я – только счастливая случайность. Бог помог нам. Бог был моей защитой в течение всего прошлого года; да, скажу по праву, Бог был моей защитой. Я же – только счастливая случайность. Мне выпала на долю высокая честь – командовать русской армией, и всякий на моем месте достиг бы того же, что достигнуто теперь нами. С другой армией ни я, никто не были бы здесь. Но с русскими солдатами я намечал только путь; все делали богатыри-солдаты. Да здравствуют русские солдаты!

11 января Гурко выступил из Филиппополя к Адрианополю, уже занятому накануне войсками отряда генерала Скобелева. Многочисленная армия Сулейман-паши, долженствовавшая встретить нас под стенами Адрианополя, не существовала более, рассеянная, уничтоженная еще в окрестностях Филиппополя войсками нашего отряда. Ничтожный гарнизон турецкого войска, находившийся в Адрианополе, не мог представить сопротивления, да и не хотел сопротивляться: он покинул город немедля, только дошла до него весть о гибели армии Сулейман-паши. Вместе с гарнизоном уехали в Константинополь по железной дороге и все турецкие гражданские власти, оставив город на произвол судьбы. Все это произошло 6 января. 8 января приблизился к Адрианополю авангард отряда Скобелева, двигавшегося прямой дорогой к Адрианополю из Ески-Загры на Германлы; авангард был встречен в окрестностях Адрианополя депутацией граждан города, состоявшей из представителей четырех национальностей: греческой, болгарской, армянской и еврейской. Депутация приветствовала русских и призывала их поспешить вступлением в покинутый турецкими властями город для скорейшего водворения в нем русской власти и порядка. 10 января в Адрианополь вошел генерал Скобелев и занял город войсками своего отряда. 14 января предполагал прибыть в Адрианополь из Ески-Загры великий князь главнокомандующий со своим штабом.