Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Детей у него появлялось на белый свет тоже немало, но они рождались болезненными, многие умирали. В течение многих веков круг брачных партнеров императорского дома был крайне узок, что, как известно, не способствует появлению здорового потомства. Кроме того, японские императоры вели крайне неподвижный образ жизни, придворные дамы одевали и раздевали их, стригли им ногти. Начиная с XVII века они практически не покидали пределы своего дворца Госё в Киото – сёгунат запрещал совершать любые выезды. Защиты же от гиподинамии в виде занятий спортом культурой выработано не было. Потребность в двигательной активности находила свой выход в общении с многочисленными женами и наложницами, но это зачастую вело к полному истощению. Императоры участвовали в многочисленных ритуалах, которые в Японии непременно сопровождаются винопитием. К концу своей недолгой жизни Комэй стал законченным пьяницей. Алкоголизм можно назвать профессиональным заболеванием японских императоров.

Со стороны придворных дам тоже было трудно ожидать помощи в деле появления на свет здорового потомства. Они тоже вели крайне изнеженный и малоподвижный образ жизни. И хотя средневековые женщины обычно разрешаются от бремени достаточно просто, источники уже хэйанского времени говорят о том, что для японских аристократок роды представлялись тяжким испытанием.

Однако этот год принес династическую удачу: 15 октября[6] у наложницы императора Ёсико (1835–1907), дочери внештатного главного советника Накаяма Тадаясу (1809–1888), родился будущий император Мэйдзи. Ни один из его пяти братьев и сестер не пережил отца. Для того чтобы стать императором в будущем, от него требовалось только одно – выжить.

Роды случились около полудня. В соответствии с традициями роженица разрешилась от бремени в отцовском доме, который был расположен в нескольких сотнях метров от дворца. Когда весть о рождении сына доставили во дворец, Комэй потягивал свое предобеденное сакэ и любовался хризантемами в саду. Поскольку рождение ребенка считалось актом, который вызывает ритуальную нечистоту, на дворцовой кухне потушили огонь. Новый доставили из дома Кавабата Доки, поставщика рисовых пирожков. Его предки пекли императорам пирожки уже больше пяти веков. При дворе больше всего ценили постоянство, принцип наследственности занятий распространялся не только на самого императора, но и на все его окружение.

На шестой день после рождения ребенку дали его первое имя – Сатиномия («Счастливый принц»). В Японии было принято, что с переходом в следующую возрастную категорию человека нарекают по-новому, поэтому одним именем принц не ограничился.

Начиная с момента рождения Сатиномия придворные историографы вели летопись его жизни. Вот принц сделал первый шажок, вот в первый раз сумел справиться с палочками для еды… Однако главным делом жизни японского императора было все-таки отправление ритуала. Поэтому ни одно ритуальное мероприятие, касающееся принца, не выпадало из поля зрения летописцев.

Первым делом следовало провести обряд «захоронения пуповины». Этот обряд – китайского происхождения, но он так давно укоренился в Японии (первые археологические свидетельства его проведения относятся к VII–VIII вв.), что воспринимался как свой собственный.

Вымытую пуповину положили в глиняный сосуд, который в свою очередь поместили в деревянное ведро. Ведро было обернуто в белый шелк. Его поставили на подставку вместе с двумя ножами (оберегающий амулет), двумя синими камнями (знак твердости и силы) и парой сушеных рыбок-гомамэ (их название омонимично фразеологизму «императорское здоровье»). На ведре были нарисованы сосны (символ долголетия), бамбук (упорство), черепахи (долголетие и мудрость) и журавли (на журавлях, согласно китайским легендам, путешествуют достигшие бессмертия даосские святые).

Воду для первого купания брали из колодца и смешивали ее с водой из главной реки Киото – Камогава. Младенец спал головой к югу или к востоку, его изголовье охраняла пара собак из папье-маше. Между псами находился нож-оберег, деревянная кукла, предназначением которой было «впитывать» дурные флюиды, не давая им добраться до ребенка. Кроме того, в комнате находились две сушеных рыбы «канагасира» («твердая голова») и два ведра – одно с рисом, другое – с синими камнями. Зерна риса были обернуты в серебряную фольгу. При каждом перемещении младенца перед ним разбрасывали эти зернышки для того, чтобы разогнать злых духов. На ведре с рисом были закреплены два белых шнура. Каждый раз, когда младенец чихал, на шнуре завязывался узел. Так продолжалось семь дней. Считалось, что чем больше узлов, тем больше лет суждено прожить ребенку.

Весь этот ритуальный антураж устраивался под руководством Цутимикадо Харэо (1827–1869), наследственного прорицателя и заведующего астрологической службой двора. Именно он определил с помощью гадания, что плацента должна быть захоронена в синтоистском святилище Ёсида, расположенном на востоке города.

Считалось, что род императоров ведет свое происхождение от богини солнца Аматэрасу. Поэтому по случаю рождения принца его дед Тадаясу сложил:

В то время сложение стихов было нормальным способом высказывания. На право «настоящего» придворного мог претендовать только тот человек, который обладал соответствующими навыками.

Плаценту удалось захоронить не сразу. Согласно прорицанию, первые три дня после рождения были признаны неблагоприятными. Следующий день пришелся на смену «малого сезона» (в году их насчитывалось 24) – тоже неудачное время. На шестой день у младенца полагалось сбривать на голове пушок и нарекать его именем, а на седьмой день проводилась поминальная служба по покойной сестренке Сатиномия. В общем, завершить обряд и избавиться от плаценты удалось лишь на десятый день.

Император Комэй увидел своего сына только по прошествии месяца. Именно такой срок полагался младенцу для того, чтобы очиститься от скверны, вызванной родами. Мать с сыном уселись в паланкин, их сопровождала процессия в несколько десятков человек. Путь оказался долгим – восемь человек понесли паланкин ко дворцу кружным путем, предписанным прорицателем. На лбу Сатиномия был выведен красным иероглиф «собака», который должен был охранять его.

Комэй одарил сына амулетами и игрушками. Принц не остался в долгу – от его имени император получил 100 золотых монет, превосходную бумагу, водоросли, сушеного леща, бутылку сакэ и свежую рыбу, которая была возложена на алтарь во дворцовом синтоистском святилище. После этого Сатиномия «пожелал» вернуться в материнский дом.