Александр Бондаренко - Денис Давыдов

«Здесь помещается, как уже то было и в первом издании, очерк жизни Давыдова, произведение одного из его друзей-сослуживцев, покойного генерал-лейтенанта О. Д. О-го, ошибочно принятое некоторыми читателями за автобиографию.

При сем долгом поставляю повторить собственные слова Дениса Васильевича, извлеченные из письма его ко мне на днях писанного: „По случаю помещения очерка жизни моей в первом издании моих стихотворений, некоторые читатели приняли и очерк этот за мое сочинение. Избегая нареканий, в присвоении себе чужого достояния, тем более достояния моего истинного и старинного друга-сослуживца, покойного О. Д. О-го, я считаю нужным объяснить вам, м. г.{10}, как не принадлежащие мне строки вошли в состав строк, мне принадлежащих. — Во время последней войны в Польше я как-то сказал О-му о намерении моем собрать все оставшиеся в памяти моей стихотворения мои и предать их печати немедленно по возвращении моем из похода. О-й, знающий все приключения моей жизни от первого развития юности моей до 1832 года не хуже меня, написал очерк сей в дни отдыха от битв и военных тревог и движений и, вруча мне оный, взял с меня честное слово соединить его с стихотворениями моими в виде предисловия, без подписи ни его имени, ни фамилии, — что я исполнил, не предвидя и не предполагая, чтобы произведение О-го было принято читателями за мое собственное произведение. Вот и все дело“.

Заключаю, что очерк, помещенный здесь, исправлен по последней рукописи, присланной генералом О-м за несколько дней до его кончины»[27].

Такое вот предуведомление, которому можно было бы и поверить, если бы не тот самый ироничный и легкий «давыдовский» стиль, коим эти «Некоторые черты…» написаны. Да и предисловие к первому изданию этой биографии — она была опубликована в «Русском зрителе, журнале истории, археологии, словесности и сравнительных костюмов» в сдвоенном первом и втором номере за 1828 год под названием «Некоторые черты жизни и деяний генерал-майора Давыдова» — выглядит весьма прозрачно. С легкой иронией в этом предуведомлении говорится, что самые «дальновидные и проницательные из читателей, может быть, угадают имя почтенного автора. По крайней мере мы, не смея оскорбить его скромности, оставим оное под непроницаемою завесою неизвестности и познакомим Публику с таинственным Анонимом. Вот что находим мы в занимательной записке друга Дениса Васильевича, с которым генерал сей, еще от самого детства, привык делиться чистосердечными чувствами открытой души своей, которому любил всегда передавать свои мысли, пересказывать залетные свои подвиги»[28].

В XIX столетии таким «другом» традиционно считался дневник. А вот генерала, с которым Денис Васильевич был бы дружен с детства и на всю жизнь, мы не знаем… Хотя сам Давыдов в письме князю Петру Андреевичу Вяземскому и называет утаенное имя, однако после этого послания все вопросы уже отпадают сами собой:

«Пожалуйста, уверяй всех и каждого, что очерк жизни моей не мною писан, а умершим в этом году старинным моим другом и товарищем с ротмистерского чина моего ген.-лейт. Ольшевским. Тем это будет правдоподобнее, что он писал, и писал хорошо. Соглашаться же, что этот очерк — моего пера — неловко, ибо, как ни говори, в нем много снисходительного для меня и язвительного для других»[29].

Писано это было 7 декабря 1832 года.

Итак, автором «Очерка жизни…» или «Некоторых черт…» — именуйте, как кому нравится, объявлен сослуживец нашего героя по Белорусскому гусарскому полку Осип Данилович Ольшевский, скончавшийся, как сказано выше, в чине генерал-лейтенанта. Хотя на самом деле все эти строки — без ложной скромности, но с похвальной самоиронией, были написаны самим Денисом Васильевичем. Да, был он грешен: любил прихвастнуть, мог приврать! Но по-гусарски — изящно и весело, так что читать приятно… Недаром же гласит старинная пословица: «Не любо — не слушай, а врать не мешай!»

Так что как бы там ни было, но встреча с Суворовым оказалась самым ярким — или самым известным для читающей публики — событием детских лет Дениса Давыдова. Нет смысла объяснять, что в детстве есть своя шкала ценностей, взрослому человеку уже недоступная. И что́ маленький Денис считал для себя главным? Бог весть! Потому не будем пытаться составить подробную картину детских лет нашего героя — такой возможности у нас все равно нет, а ограничимся несколькими моментами.

«Первоначальное воспитание Давыдов получил в духе того времени: более всего учился французскому языку, даже в ущерб своему родному; затем следовали: музыка, танцы, рисование.

Всего этого казалось тогда достаточным для того, чтобы считаться человеком образованным»[30].

Но заблуждение об «образованности» рассеялось довольно быстро, о чем мы расскажем в свое время… А пока что «семья Давыдовых жила зимой в Москве, уезжая летом или в орловское поместье, или в свое подмосковное имение, село Бородино, — то самое Бородино, где впоследствии Давыдову пришла бессмертная мысль о партизанской войне. „Здесь я провел, — рассказывает он, — беспечные лета моего детства и ощутил первые порывы к любви и славе“. Любимым его занятием в это время была охота; обычным отдохновением — чтение описаний подвигов русского войска, совершавшего тогда свой беспримерный поход по Италии, под начальством Суворова»[31].

Сельцо Бородино, ныне всемирно известное, впервые было упомянуто в Писцовой книге 1626–1627 годов, а полтора века спустя большая его часть — хотя было-то в нем всего 25 крестьянских дворов! — «с приписанными к ней деревнями Горки и Семеновское»[32] досталась родному деду Дениса генералу Евдокиму Алексеевичу Щербинину. Так что по доброй старой российской традиции нашего героя стали вывозить на лето к дедушке в деревню.

Московскую свою жизнь Денис описывал с романтической иронией: «Между порошами и брызгами, живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в Университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать „Аониды“, полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда H. М. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в „Аонидах“, воспламенили его честолюбие…»[33]

Оборвем цитату на полуслове и поясним сказанное. Пороша — это снег, выпавший на землю ночью или ввечеру, на котором хорошо отпечатываются следы животных, а брызги — это брызги от талых луж, в которые ударяются конские копыта. То есть между двумя, весенним и зимним, сезонами охоты — в тот промежуток, когда в деревне делать было нечего. Университетский пансион — это Благородный пансион, созданный при Московском университете в 1779 году для подготовки молодых дворян к поступлению в оное учебное заведение. С кем именно познакомился тогда Денис, он сам не пишет, но некоторые авторы называют обучавшихся в те времена в пансионе Андрея и Александра Тургеневых, Александра Воейкова, Алексея Мерзлякова, братьев Кайсаровых и Василия Жуковского… Так оно или нет, сейчас уже не скажешь — по крайней мере, впоследствии они были знакомы.