Адриен Бургонь - Мемуары наполеоновского гренадера

Только мы вошли в предместье, как увидали идущих на нас тех самых негодяев, которых выгнали из Кремля: у всех были злобные лица и вооружены они были ружьями, пиками и вилами. Едва мы перешли через мост, отделявший предместье от города, как из-под моста выскочил какой-то субъект и направился навстречу войскам: одетый в овчинный полушубок, стянутый ремнём, с развевающимися, длинными, седыми, до плеч волосами, густая белая борода спускалась по пояс. Он вооружился трёхзубыми вилами и был похож на Нептуна, вышедшего из моря. Он гордо двинулся на тамбурмажора, видя, что тот в парадном мундире, в галунах, он, вероятно, принял его за генерала. Он нанёс ему удар своими вилами, но тамбурмажор успел уклониться и, вырвав у него оружие, взял его за плечи и столкнул с моста в воду. «Нептун» скрылся в воде и уже не появлялся, его унесло течением, больше мы его и не видали.

Мы встретили несколько других того же рода, которые стреляли в нас. Были даже такие, у которых не было ничего, кроме кремневых мушкетов, и если они никого не ранили, то у них просто вырывали мушкеты и разбивали, а их самих прогоняли ударами прикладов наших ружей. Некоторые из этих видов оружия были взяты из арсенала в Кремле; мушкеты с кремневыми замками, конечно, были оттуда.

Позже мы узнали, что кое-кто из этих негодяев пытался зарезать одного из офицеров штаба Мюрата.

Пройдя мост, мы продолжали путь по широкой прекрасной улице. Нас удивило, что не видно было ни души, даже ни одной женщины и некому было слушать нашу музыку, игравшую: «Победа за нами!» Мы не знали, чему приписать такое полное безлюдье. Мы воображали, что жители, не смея показываться, смотрели на нас сквозь щёлки оконных ставень. Кое-где мы видели только лакеев в ливреях, да несколько русских солдат.

Через час мы очутились перед внешней линией укреплений Кремля. Но нас заставили круто повернуть налево, и мы пошли по улице ещё лучше и шире первой: она вела нас на Губернаторскую площадь.[22] В ту минуту, как остановилась колонна, мы увидали трёх дам, выглядывавших из окна нижнего этажа. Я очутился на тротуаре, вблизи одной из этих дам; она подала мне кусок хлеба, чёрного, как уголь, и перемешанного с мякиной. Я поблагодарил её и в свою очередь подал ей кусок белого хлеба, который мне дала Матушка Дюбуа, маркитантка нашего полка. Дама покраснела, а я засмеялся; тогда она, не знаю зачем, тронула меня за рукав, и я продолжал путь.

Наконец мы пришли на Губернаторскую площадь и расположились напротив дворца Ростопчина, губернатора города, того самого, который распорядился поджечь его. Нам объявили, что весь нашему полку приказано патрулировать город, и что никто ни под каким видом не смеет отлучаться. Но, несмотря на это, через полчаса вся площадь заполнилось всякими товарами, было все, чего только душе угодно: вина разных сортов вина, водка, варенье, громадное количество сладких пирогов, муки, но хлеба не было. Мы входили в дома рядом с площадью, чтобы попросить еды и питья, но, поскольку хозяев не было, сами брали все, что нам хотелось.

Мы расположили наш пост у главных ворот дворца, справа имелась комната, довольно обширная, чтобы хватило места для караула и нескольких пленных русских офицеров, захваченных в городе. Ранее захваченных русских офицеров по приказу командования, оставили у входа в город.

Дворец губернатора довольно велик и построен полностью в европейском стиле. В вестибюле начинаются две прекраснейших лестницы, они сходятся в бельэтаже, где имеется большой зал, с овальным столом посредине, в дальнем углу висит большая картина, изображающая русского царя Александра на коне. Позади дворца обширный двор, окружённый зданиями, предназначенными для прислуги.

Час спустя после нашего прибытия начался пожар. Справа от нас показался густой дым, потом взвился вихрь пламени; никто, однако не знал, где это происходит. Вскоре нам сообщили, что горят базар и кварталы купцов. «Это, наверное, мародёры,[23] – говорили нам, – те, кто по неосторожности подожгли лавки в поисках продовольствия».

Многие, не участвовавшие в этой кампании, говорят, что пожар Москвы был погибелью для армии. А я, как и многие другие, полагаю, что русские могли бы и не поджигать город, а просто увезти с собой, или уничтожить всё продовольствие и опустошить всю местность на десять лье в окружности. Это было бы совсем не трудно, – и тогда нам через пару недель поневоле пришлось бы убраться. После пожара всё ещё оставалось достаточно домов, в которых можно было поселить всю армию и, даже если допустить, что все дома сгорели – тогда остались бы подвалы. В семь часов загорелось за губернаторским домом: наш полковник пришёл к нам в караулку и приказал немедленно выслать патруль в 15 человек, в том числе и меня. Командиром назначили Серрариса. Мы двинулись в сторону пожара, но едва прошли триста шагов, как справа раздались выстрелы. В первую минуту мы не придали этому значения, всё ещё думая, что это просто пьяные солдаты. Но шагов через пятьдесят из какого-то тупика опять раздаются выстрелы, направленные прямо в нас. В ту же минуту один из солдат вскрикнул – его ранило. Пуля попала ему в ногу, но рана была не опасна, и не мешала идти. Тотчас решено было вернуться, но едва мы повернулись, как ещё два выстрела из того же закоулка заставили нас изменить свои планы. Решив поближе рассмотреть, в чём дело, мы подошли к дому, откуда стреляли, выломали ворота и очутились лицом к лицу с девятью дюжими молодцами, вооружёнными пиками и ружьями – они стояли, перекрыв нам вход внутрь.

Тотчас завязался бой, довольно неравный, так как нас было девятнадцать человек против девяти, но думая, что их там больше, мы сразу уложили на месте первых троих. Одному капралу пика попала между кожаной амуницией и одеждой, не почувствовав раны, он ухватился за пику своего противника, несравненно более сильного, а поскольку у капрала только одна рука была свободна, ведь в другой было ружье, он с силой был отброшен к двери подвала, но пики из руки не выпустил. Ещё один русский упал, сражённый штыком. Офицер своей саблей ударил по руке русского, чтобы заставить его отпустить пику, но тот не уступил, а потому его просто застрелили пулей в бок и отправили в царство теней. Тем временем я с пятью солдатами держал оставшихся четверых (трое сбежали), так плотно прижав их к стене, что они не могли пустить в дело свои пики: при малейшей такой попытке мы бы тут же проткнули их штыками. Они продолжали биться голыми кулаками, просто из бравады. Эти несчастные были пьяны – напившись водки, которую они нашли в огромном количестве, они просто обезумели. Наконец, чтобы закончить все это, мы вынуждены были убить их.