Сергей Капица - Мои воспоминания

В чем разница между эскимо и Гауком? (Гаук был очень известным дирижером). Ответ: «Эскимо на палочке, а Гаук с палочкой». Анна Алексеевна в недоумении: «А что здесь смешного? По-моему, просто сказана небольшая гадость про Гаука».

Анна Александровна с сыновьями. 1937 г. Андрей и Сергей на Николиной Горе По дороге на дачу На даче

Со мной в классе учились дети Микояна, очень симпатичные ребята, и племянник Кагановича. Был такой случай — пятый класс, чем заниматься, как не дракой? И вот как-то я с криком «бей наркомчиков» набросился на них, чем и прославился. История закончилась тем, что меня перевели в другую школу.

Летом 1938 года меня отправили в Артек. Но царившая там атмосфера мне не понравилась. Видимо, я еще не привык к муштре и написал об этом отцу, кажется, даже по-английски, мне казалось, что так будет секретно. Но это привело к еще большим неприятностям.

В последний предвоенный год я учился в школе № 8 недалеко от дома на Большой Калужской улице, где и закончил 6-й класс. Эта школа находится около президиума Академии наук и рядом с Минералогическим музеем. В этой же школе впоследствии учились мои дочери Маша и Варя.

Письмо няне

7 декабря 1938 года Институт физических проблем Калужское шоссе, 32 Москва

Дорогая Няня!

Большое спасибо за твое письмо и рождественские украшения. Сейчас я учусь в четвертом классе. На даче я упал в реку, которая только начала замерзать, и было очень холодно. Она была покрыта льдом, и наша собака Джек хотела пройтись по льду и тоже провалилась.

Я хожу в геологический музей и изучаю геологию. Мне дали камни для моей коллекции, которая состоит уже из 37 штук. Я делаю токарный станок, на котором я смогу делать разные круглые предметы.

Как твоя мама? Я желаю вам обеим счастливого Рождества.

С любовью, Питер

Письмо няне в Кембридж

Музей занимал половину манежа, принадлежавшего дворцу графа А. Орлова, в котором ныне находится президиум Академии наук. Вторая часть помещения была отведена палеонтологическому музею, позже он переехал в собственное здание рядом с санаторием «Узкое», а коллекции минералов остались на старом месте. Эта коллекция мирового значения была одним из самых сильных моих впечатлений перед войной. Директором музея был Владимир Ильич Крыжановский[10], он же руководил кружком для школьников, где нас обучали основам минералогии и кристаллографии, рассказывали о процессах, которые ведут к образованию минералов.

Сергей, Анна Алексеевна, Андрей и Павел Рубинин

В кружок мы приносили камни, разных размеров образцы. Владимир Ильич обладал поразительным знанием минералов. Он мог точно сказать, как возник каждый камень, где он находился перед тем, как его извлекли. Помню, как кто-то принес ему кусочек горного хрусталя, он повертел его в руках, посмотрел и сказал: «Этот кристалл кварца, несомненно, из Бразилии». В сейфах музея хранились замечательные драгоценные камни, в основном, восемнадцатого века, екатерининской поры. Иногда Крыжановский открывал сложные замки этих сейфов и показывал нам необычайной красоты драгоценные и полудрагоценные камни. Они хранились не столько, как ювелирные изделия, сколько как чудесные создания природы.

Сережа В Минералогическом музее много лет спустя во время записи передачи «Очевидное-невероятное»

На мальчишек большое впечатление производила замечательная коллекция метеоритов, от гигантского Палласова железа[11] до мелких камней, падавших на Землю из мирового пространства.

Из воспоминаний Игоря Балаховского

Уже несколько поколений наши семьи дружат с Капицами. Когда в 1934 году Петр Леонидович оказался один в Москве и многие боялись поддерживать с ним знакомство, он часто приходил играть в шахматы к моему деду Алексею Николаевичу Баху, который как мог поддерживал его. Наши семьи жили рядом и в Москве, на Большой Калужской, и на даче, на Николиной горе, и детьми мы с братом много общались с Сережей и Андрюшей Капицами.

Сергей был увлечен полезными ископаемыми, и летом он решил построить на даче доменную печь и вовлек в это дело всю нашу компанию. В качестве сырья мы хотели использовать красный песчаник с речного склона, считая, что он богат железом. Когда мы занялись «разработкой месторождения», прибежал один из соседей и стал кричать, что мы подрываем берег. Сережа пытался объяснить ему, что планы у нас самые благородные, но тот не унимался. Тогда Сережа перешел на английский, считая, что так будет понятнее. Я тоже пытался поддержать его по-французски. Сосед не только ничего не понял, но пошел к Анне Алексеевне жаловаться, что дети ругаются матом.

Мы с увлечением читали замечательную книгу академика Ферсмана[12] «Занимательная минералогия». Помимо поразительного по своему мастерству описания основ минералогической науки, в ней содержится много интересных историй из жизни автора. Несколько глав посвящены тому, как Ферсман видит будущее минералогии, время, когда люди будут выращивать кристаллы, воспроизводя в лабораториях процессы, которые раньше происходили только в природе.

Через тридцать лет после выхода его книги его пророчества сбылись и легли в основу колоссальной промышленности. Алмазная промышленность изготавливает крупные кристаллы, один такой кристалл, выращенный в лаборатории, подарили моему отцу. В любых электрических часах есть кристаллик кварца, тоже полученный искусственно. И это все предвидел Ферсман.

Потом уже, через много лет, я бывал в этом музее и хорошо помню более поздних его руководителей. Но та атмосфера, которая была перед войной и так мне запомнилась, была уже утеряна.

Я очень хорошо помню, как началась война. Началась неожиданно, хотя какое-то напряжение в атмосфере чувствовалось. А может, это сейчас так кажется — не знаю. Мне было 13 лет, мы жили на даче, на Николиной Горе.

По радио передали речь Молотова, все ждали выступления Сталина. У отца был очень хороший по тем временам приемник СВД-9. Как-то он позвал меня и сказал: «Вот, слушай, это говорит Гитлер». Хотя я тогда изучал немецкий язык, разобрать сложные интонации и слова не мог, но саму манеру речи я хорошо запомнил. Потом приемник пришлось сдать, но еще до конца войны отец сумел получить его обратно. Он слушал радио разных стран, и это ориентировало нас в истинном положении вещей. Я вообще считаю, что скрывать что-то путем цензурных мероприятий бессмысленно: люди все равно узнают, но «испорченный телефон» часто приводит к превратным представлениям об окружающем мире, а имея прямой доступ к материалам, вы гораздо лучше понимаете, что происходит. Но это уже рассуждения, принадлежащие другому времени, другим интересам и другой эпохе.