Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника

Он подошел к Шубину и поздоровался.

— А, Левочка, — вяло улыбнулся тот.

— У меня к вам просьба, Павел Николаевич, — робко сказал Кондырев и изложил суть дела. И тут же попросил: — Может, вы выступите?! Скажете те добрые слова обо мне?!

— Да понимаешь… Кхе, кхе… Я бы выступил. Да вот в горле что-то першит…

— Так это мы поправим, — тут же отозвался Кондырев и направился в буфет. Взял там фужер водки, обложил его кружавчиком из бутербродов и принес Павлу Николаевичу для поправки здоровья.

Тот медленно выпил содержимое фужера, занюхал бутербродиком.

— Ну, как? — после паузы осторожно поинтересовался Кондырев.

— Да вроде бы тут, слева, уже получше стало. А вот справа еще побаливает. Кхе, кхе…

Лева сбегал в буфет.

После этого Шубин согласился выступить на обсуждении стихов Льва Кондырева.

Они отправились в зал, где вскоре началось поэтическое собрание.

В президиуме — поэтические мэтры Вера Инбер, Маргарита Алигер и Семен Кирсанов.

По мере выступлений становилось ясно, что с дарованием у обсуждаемого поэта не все так просто, да и стихи он еще не умеет отделывать. А потому рядом с неплохими строками встречаются сырые, недодуманные и недочувствованные.

Потом наступила тишина.

— Кто еще хочет выступить? — обратился к собратьям по перу ведущий заседание Семен Кирсанов.

Рядом с Кондыревым, облокотившись на спинку переднего стула, мерно посапывал Павел Шубин.

Кондырев потрогал его за плечо:

— Павел Николаевич, вы же обещали выступить?! Павел Николаевич!..

Тот опрокинулся.

— Так что, никто не желает? — повторил Кирсанов.

— Да и так все ясно, — произнес кто-то в зале.

— А вот и неясно, — поднялся Шубин.

— Слово Павлу Шубину.

Поэт нетвердой походкой вышел к столу президиума, постоял и произнес:

— Вот тут я слышал, что Лев Кондырев не умеет писать стихи. Хочу спросить вас, — он повернулся в сторону сидевших в президиуме, — а кто умеет?!

Возникла пауза.

Разряжая ее, Шубин сказал:

— А вот парень он — золотой. Лева, иди я тебя поцелую…

Однажды в журнал «Молодая гвардия» на заседание редколлегии пришел Лев Иванович Ошанин, чтобы познакомить со своим новым романом в балладах об Александре Македонском и предложить его журналу.

Свое слово он начал с рассказа об истории создания нового произведения в необычном жанре.

— Это философский роман в балладах. Его я писал несколько лет. Я проехал и прошел сотни километров по тропам и дорогам, по которым шли воины Александра Македонского, в Афганистане и Персии. Называется роман «Вода бессмертия».

— Лев Иванович, — хмыкнул Владимир Фирсов, член редколлегии, — может, воду-то уберем?

— Ты все шутишь, Володя, а я серьезно говорю: над романом я трудился несколько лет. И название его мною выстрадано. Итак, баллада первая…

Прошел час, другой, а Ошанин все читал и читал свой философский роман в балладах «Вода бессмертия».

Получаю записку от Геннадия Серебрякова:

Известный театровед Инна Люциановна Вишневская, которая вела вместе с Алексеем Симуковым семинар драматургов в Литературном институте, однажды на кафедре творчества рассказывала своим коллегам о впечатлении, вынесенном ею из аудитории Театрального института, где проходил конкурсный тур по чтению.

В экзаменационной комиссии были три народные артистки — Зуева, Пыжова и Рыжова.

В аудиторию вошел молодой человек восточного типа. Поклонился и сказал:

— Я вам прочту басню.

— Пожалуйста.

— Басня. «Заяц анонист», — произнес абитуриент.

После некоторого замешательства одна из артисток спросила:

— Как назвается басня?

— «Заяц анонист», — повторил молодой человек. Зуева повернулась к Пыжовой:

— Дорогая, ты не так спрашиваешь… Простите, чем занимается ваш зайчик?

— Анонимки пишет, — ответил абитуриент…

Присутствовавшие на кафедре коллеги Вишневской по достоинству оценили рассказ. А Владимир Германович Лидин, который в то время был председателем ГЭК, потирая свои худые, высохшие пальцы, произнес:

— У меня сегодня гости будут, и я им непременно расскажу про этот казус на вступительных экзаменах в театральный институт.

Прозвенел звонок. Все ушли на занятия. Проходит минут десять и в аудитории, где проводила занятия Инна Люциановна, появилась лаборантка кафедры и попросила Вишневскую на несколько минут вернуться к Владимиру Германовичу…

И пока Вишневская идет на кафедру, несколько слов о самом Владимире Германовиче Лидине. Он был современников Бунина, Андрея Белого, Алексея Ремизова, которые были неявными, но ощутимые в его повестях и рассказах его учителями. Первые его книги «Трын-трава», «Полая вода» вышли в Москве в канун октября 1917 года.

Особо популярен он был в 20-е годы. Тогда вышло у него шеститомное собрание сочинений. Но постепенно популярность сошла на нет. Однако имя его не забывалось. Этому способствовали сборники его рассказов «Ночные поезда», «Шум дождя», «Дорога журавля», выходившие в свет в 50-х годах. В последующие годы вышли его очерки-рассказы о писателях «Люди и встречи» и о книгах — «Друзья мои — книги»…

Извинившись за беспокойство, Владимир Германович сказал:

— Инночка, ничего не поделаешь: проклятый склероз. А гостям я все-таки хочу рассказать о происшедшем в ГИТИСе. Так повторите еще раз, что там произошло с кроликом-педерастом?!

Расул Гамзатов спросил одного знакомого:

— Слушай, у тебя есть сосед Саша Г.?

Тот ответил:

— Есть, ну и что?

— Он что, действительно, чуть-чуть сумасшедший?!

— Почему?

— Я ему говорю: «Саша, приезжай ко мне в Дагестан, в гости».

Он взял и приехал. Что он шуток не понимает?!

Готовили к печати в журнале «Молодая гвардия» роман Василия Петровича Рослякова «Витенька». Главному редактору Анатолию Иванову название не понравилось. Предложенное мною «С красной строки» — утвердили.

— А зря, — сокрушался Росляков, — ведь в этом имени я пытался воплотить символику социального типа времени.

Это он выговаривал, встретившись в редакции со мной, когда я высказал ему ряд замечаний по рукописи. Он внимательно выслушал и сказал:

— Давай поступим так. Все твой замечания я учту в работе над следующей рукописью…