Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Знаю, вижу, вы человек бывалый. Сам исходил пол-России. Случалось и мне переходить из города в город пешком. А случалось иметь столько денег, сколько у вас волос не окажется на голове… Вот так, молодой человек… Вы будете играть Миракля. «Сказки Гофмана» знаете?

— Нет, — растерянно ответил Шаляпин.

— Ничего, узнаете. Миракль вам понравится. Возьмите клавир и учите. Вот вам сто рублей, а затем вы поедете в Петербург, будете петь в «Аркадии».

Федор был ошеломлен таким натиском. Тут же ему подали ранее заготовленный контракт, который он подписал не глядя. Какое там, такой напор Лентовского показался столь необычным — до мелочей ли тут.

Шаляпин словно на крыльях мчался домой: наконец-то он будет петь в Петербурге, пусть в «Аркадии», пусть Миракля, но он еще себя покажет.

С радостью садился Шаляпин в поезд на Петербург. Столько ожидало его впечатлений… Привычный к дороге, Федор быстро устроился в вагоне, но знакомстве заводил на этот раз, опасаясь опять подпасть под влияние своего азартного сердца. И как-то все получается независимо от его желаний. Увидит, что собираются играть, и он тут как тут, глаз не отведет, потом не удержится, сядет за карты. Уж сколько он попадался, проигрывал, конечно, гроши, но как тяжко достаются эти гроши…

Времени для раздумий хоть отбавляй. Поезд неторопливо вез его из одной столицы в другую. Московские неудачи с Большим театром были давно позабыты, и жизнь снова казалась полной прекрасных неожиданностей… Нет, Москва все-таки гостеприимна, хоть его и не принял господин Пчельников. Зато госпожа Рассохина познакомила его с Лентовским, а перед самым отъездом в Петербург она предложила ему подписать контракт на зимний сезон в Казань с антрепренером Унковским. Так что жизнь налаживалась и радужные надежды манили своей лучезарностью. Вот бы Ольга узнала о его успехах, тогда не задавалась бы…

Федор Шаляпин частенько вспоминал свое увлечение в Тифлисе. «Как странно случается в жизни… Я-то думал, что она, когда только увидел ее, ангел недоступный. А она, оказывается, уже имела роман с каким-то композитором… А какой неземной красавицей она мне показалась, когда увидел ее в первый раз… Черные глазки, вздернутый носик, какое-то воздушное платье… Господи, как я ей аплодировал, ладоши даже отбил… А когда шел к ней через весь зал, чтобы познакомиться, думал, что не дойду, так подгибались ноги… Как я вел себя неуклюже, даже глупо, когда она мне наговорила комплиментов за мое исполнение арии Гремина… Как я был влюблен в нее… Если б она предложила проводить ее из Тифлиса в Архангельск, то ни секунды не колебался бы, пошел бы хоть на край света…

Да и как все просто оказалось потом… Стоило только побывать в ее маленькой красивой квартирке, где она жила вместе с матерью, как вскоре она стала моей… Да, она призналась, что у нее был роман с Брауном, уехавшим в Америку, но все-таки я не мог ее разлюбить… А почему она, даже став моей, так холодно и безразлично относилась к моим музыкальным занятиям, как будто наблюдала за мной издалека? Я пел для нее, как никогда в жизни не пел и, может, петь не буду, а она, аккомпанируя, нарочно фальшивила и путала меня… Что ж мне оставалось, как не оборвать ее, отказавшись от занятий с ней…»

По дороге в Петербург Шаляпин часто думал о том, как он приедет в этот прекрасный город, чистый и утопающий в зелени. Каково же было его разочарование, когда он, подъезжая, увидел многочисленные трубы фабрик и тучи дыма над крышами. И только уже в самом городе, бродя по его прямым улицам, Шаляпин по достоинству оценил своеобразную, хмурую его красоту, любовался Казанским собором. Эрмитажем, Дворцовой площадью, Исаакиевским собором, подолгу бродил по набережным Невы, Невскому проспекту.

Можно себе представить разочарование молодого провинциала, узнавшего вскоре, что контракт он подписал не с блестящим организатором пышных театральных постановок Лентовским, а с буфетчиком-ресторатором, которого интересовала только коммерческая сторона его предприятия. И как только недели через две появился Лентовский и началась подготовка спектаклей, сразу возникли дикие скандалы, вплоть до кулачных потасовок между знаменитым импресарио и делягой, мечтавшим извлечь как можно больше прибылей из этого дела.

С трудом удалось Шаляпину найти свое место в этих беспорядочных и хаотично поставленных спектаклях. Да и опера мало занимала Лентовского, считавшего, что публика скорее повалит на феерию «Волшебные пилюли». И тут он не жалел ни сил, ни своей действительно удивительной фантазии. Он пригласил акробатов, эксцентриков, учил их проваливаться под землю, исчезать и мгновенно появляться вновь. Акробаты проделывали все эти чудеса превращения с покоряющим искусством, но все это не имело ни малейшего отношения к искусству подлинному, а лишь служило развлечением и приманкой для публики, дабы оправдать огромные затраты.

Буфетчик-ресторатор поздно заметил, что Лентовский небрежно и даже легкомысленно относится к затеянному им делу, и начал ограничивать его денежные аппетиты. Лентовский же не привык экономить: несколько миллионов он уже истратил на подобного рода мероприятия в Москве, два раза прогорал, но эти банкротства ничему не научили его.

Увлекающийся романтик, он всерьез верил в то, что «Волшебные пилюли» окупят все расходы. Окупят и оперные спектакли, которые почти не пользовались популярностью у петербургской публики.

Шаляпин с удовольствием смотрел водевиль Лентовского «Тучки небесные — вечные странники». Много печального и смешного происходит в жизни двух провинциальных актеров Валентинова и Стружкина. Словно рассказывалось про него с Павлушей Агнивцевым… Ни копейки в карманах, нет и ангажемента, да и все вещи заложены… Жили в долг, а кредиторы нетерпеливы. Вот и притворился Валентинов покойником. Хозяйка разжалобилась, зарыдала. Неожиданно приходит телеграмма с предложением выгодного ангажемента и крупного аванса. «Покойник», естественно, вскакивает с постели. Драматическая ситуация в жизни двух актеров заканчивается общим весельем… И снова акробаты, немыслимые трюки, попытка привлечь зрителей разнообразием ассортимента в буфетах сада…

Первое время Шаляпин с интересом наблюдал за всеми этими трюками талантливых циркачей. Сверкали молнии, и гремел гром при ясной погоде. Акробатов топили, давили, вешали, а они снова и снова возникали как ни в чем не бывало. Но потом неумеренность этих бесчисленных трюков стала раздражать, и он предпочел свободное время проводить в других местах огромного Петербурга.