Виктория Балашова - Шекспир

Хенсло окинул пришедшего к нему Уильяма с головы до ног. Впечатление в принципе оставалось неплохое. Несмотря на потрепанную одежду, усталое лицо и тощую фигуру, что-то в его внешности притягивало взгляд.

— Давай-ка почитай что-нибудь, — скомандовал хозяин труппы, — посмотрим, на что ты годишься.

Уильям начал привычно выдавать строку за строкой. И школе они заучивали все произведения на латыни. Он прилежно декламировал отрывок из поэмы, пока Хенсло, не очень хорошо в свое время выучивший латынь, не остановил его.

— Достаточно, — замахал он рукой, — сейчас мы все больше ставим пьесы на английском. Я дам тебе несколько страниц текста. К завтрашнему дню заучи роль короля. Придешь, я послушаю снова. Да, кстати, ты сказал, что пишешь стихотворения и пьесы. Стихотворения нам не нужны, а вот пьесы требуются. Народ избалован, — Хенсло презрительно усмехнулся, — подавай им каждый день что-нибудь новенькое. Сама королева покровительствует театрам, так что мы при деле! Короче, неси свою пьесу. Я посмотрю.

— У меня, к сожалению, нет законченных пьес. Только наброски, — пробормотал Уил.

— Неси наброски. Публика не очень разборчива. Если сюжет пойдет, то остальное как-нибудь, — Хенсло помолчал, — как-нибудь уляжется.

Назад в типографию Филда Уильям шел, окрыленный надеждой. В тот день на небе сияло солнце, днем улицы Лондона не казались уже такими ужасными и грязными. Попрошайки и бездомные попрятались в свои норы, затаившись в них до наступления темноты.

Возле собора Святого Павла вовсю кипела жизнь: все книжные лавки были открыты, из типографий доносился шум станков, люди сновали туда-сюда, кто по делу, а кто и из праздного любопытства. Уильям остановился и вдохнул свежий осенний воздух.

— Как дела? — пхнул его в бок Ричард, проходивший мимо с кипой свежеотпечатанных бумаг. — Приняли в труппу?

— Пока, нет. Но на завтра дали роль, которую надо выучить. Надеюсь, возьмут. А ты что несешь?

— Пошли, почитаем. Это то, что говорят звезды. Может, и про нашу судьбу прочтем, — Ричард засмеялся, — не стой тут столбом. Лучше помоги, — он отдал часть кипы Уильяму, и они вместе зашагали к дому.

— М-м-м, — закачала головой жена Филда, — давай говори, когда ты родился, — обратилась она к Уильяму, — сейчас мы прочтем, что тут про тебя пишут.

— Двадцать третьего апреля шестьдесят четвертого года, — ответил Уильям.

— Ага, вот здесь про тебя. «Люди, родившиеся под этим знаком, — начала она читать вслух, — бесспорно, наделены талантом. Но их ожидают два пути — либо прозябать в привычном окружении и похоронить свои таланты, либо вырваться из того мира, в котором жили до сих пор, развить свои таланты и стать знаменитыми».

— Смотри-ка, Уил, ты идешь по второму пути. И он гораздо более привлекателен, чем первый, — Ричард привычно хлопнул друга по спине.

— Надеюсь, твоя книжка не врет, — Уильям улыбнулся, — пойду, поучу роль. Завтра увидим, начинает ли сбываться сие пророчество.

— Не беспокойся, жена Филда игриво ему подмигнула, — сбудется. Я вот себе загадала такого мужа, как Ричард. И — пожалуйста. Так и ты — загадай, и сбудется. Главное, очень захотеть чего-то.

На следующий день он снова пешком прошел через весь город к северному мосту. Сердце билось сильнее — ведь сегодня должна была решиться его судьба. Всю дорогу он повторял строки из пьесы, представляя себя жестоким и коварным королем, подсыпающим яд собственному сыну.

— Ну что ж, — Хенсло послушал Уильяма и веско объявил: — Принят! Конечно, пообтесать тебя немного. Работать будешь первое время на износ. Платить буду мало. Способности есть, но для актера этого недостаточно. Учись, старайся, и из тебя будет толк.

— Спасибо, — Уил наклонил голову, боясь показать счастливую улыбку, появившуюся на его лице, — мне бы найти комнату где-нибудь поблизости.

— На адрес, — Хенсло быстро написал что-то на листке бумаги, — скажешь, от меня. У нас там живут некоторые члены труппы. Репетиция через два часа. Возвращайся обратно. Начнешь работать. Спектакль завтра.

— Завтра? — Уильям вздрогнул.

— Да-да. Спектакли выпускаем быстро. Забудешь слова, сымпровизируешь по ходу. Мы ставим новые пьесы, чуть ли не каждый день. Вот так, дружище.

Уильям вбежал в типографию и обнял друга:

— Ричард, меня взяли, и я нашел себе комнату недалеко от театра. Спасибо, что приютил.

— Не забывай земляка. Заходи, — Филду было немного жаль, что Уил так быстро съезжает из его дома, — мы всегда рады тебя видеть. И помни: я готов публиковать твои пьесы. Как только закончишь писать, неси мне.

— Конечно, — Уильям подхватил свой легкий мешок, не отягощенный ни одной лишней вещью, — но скоро не обещаю. Мне надо учиться актерскому мастерству. Первое время посвящу театру. Актер пока из меня выходит неидеальный.

— Да ладно, — на спину привычно опустилась тяжелая рука Ричарда, — не переживай. У тебя все получится. Так что писать не бросай. Потомки запомнят тебя не как актера, Уильям, поверь. Актеров никто не запоминает. Они будут помнить тебя как поэта и автора пьес. Пиши!

— Спасибо, — еще раз поблагодарил Уильям друга и вышел на улицу.

Лондон не казался ему больше грязным и неприветливым. Он не замечал луж, выплескиваемых ему под ноги отходов и протянутых за милостыней рук. Он шел навстречу судьбе, которую ему предначертали звезды, повторяя снова и снова слова своей первой роли…

Армада испанских кораблей вышла в открытое море. Победа над Англией оставалась лишь делом времени. Огромная, внушающая страх и ужас флотилия с гордо веющими над парусами испанскими флагами шла наперекор волнам вперед, навстречу английскому флоту.

Английские корабли, отстроенные за годы правления Елизаветы, были многочисленны, но пугали своим внешним видом врага гораздо меньше. Легкие суденышки словно летели над морскими просторами, смеясь и дразня могущественного врага, бросающего им нешуточный вызов.

Буря. Потом говорили, что испанцев погубила буря. Англичанам лишь оставалось добить и так уже поверженные природной стихией корабли противника. Но Елизавета знала: ничего не происходит случайно. Судьба играет на стороне тех, кто этого более достоин. Она строила английский флот, продолжая дело своего отца. Когда пробил час, ее корабли были готовы к борьбе.

— Мы победили. Великая Армада разгромлена. — Дадли вошел к ней в спальню без стука. Он даже не вошел, ворвался, с трудом переводя дыхание. Его глаза сверкали даже ярче, чем драгоценные камни, которыми был расшит камзол, — Ваше Величество, лагерь, разбитый на Темзе, должный защитить Лондон от возможного вторжения испанцев, можно сворачивать!