Елена Егорова - Наш влюбленный Пушкин

Свежий запах яблок в Болдине
Дедовский овеял парк.
Дымка светлая, как пар,
Вьётся над тропою, пройденной
Столько раз порой осеннею
Пушкиным туда – сюда.
Под златой кленовой сению
Он глядит на гладь пруда.
Отраженье там зеркальное —
Словно очи Натали,
Изумрудные, печальные,
Что влекут его вдали.
Легкоструйно обрамление
Веток бронзовых берёз —
Будто на балу кружение
Локонов её волос…
Бабье лето шаль набросило
Пёструю на свод дубов.
Вдохновительницей – осенью
Освящаются любовь
И разлука, Богом данная.
Единенье двух стихий
Дарит Пушкину приданое —
Прозу, сказки и стихи.

Прохладной ночью предосенней
Спокойно Павловское спит,
Лишь ёжик, пробираясь в сени,
Листвой опавшею шуршит.
Помещик Павел свет Иваныч
В соседней комнате храпит
Привычно на большом диване,
А Пушкин, гость его, сидит
За столиком у тёплой печки
В уютной сельской тишине
И пишет в чутком свете свечки
Письмо красавице жене.

Он третий год женат и счастлив,
Любовь всё глубже и сильней,
И весточки как можно чаще
Послать старается своей
Ревнивой иногда Мадонне,
Скучая о семье, о доме:
«Ты, ангел мой, не угадаешь,
Откуда я тебе пишу.
Из Павловского. Вспоминаешь
Рассказ мой? Я здесь не грешу.
Обрадовался, как родному,
Павел Иванович, добряк,
Меня встречая из Бернова.
Упрёк не заслужу никак.
В поместьях Вульфовых уныло,
Ни барышень нет, ни улан.
Подруга – белая кобыла —
Не так строптива, как была.
На ней в Малинники я съездил.
Евпраксий, Саш, Маш и Аннет
Сейчас там и в помине нет…
А ты прославилась в уездах!
И в городах, и в деревнях
Расспрашивают все меня,
Блондинка ты или брюнетка,
И правда ли так хороша,
Плотна, худа ли, как одета…
Довольна ты, моя душа?»

Успех жены поэту в радость:
Его Мадонны строгий взгляд
Смирит и «ветреную младость»,
И светской зрелости разврат.
В Торжке обедая, беспечно
Мадам Пожарской комплимент
(Не за красу её, конечно,
А за отменный вкус котлет)
Он молвил, а ему она,
К воротам проводив, пеняла,
Что замечать, мол, не пристало
Чужих красот, когда жена
Сама красавица такая,
Что невозможно описать.
Вдали от дома проезжая,
Приятно это услыхать…

Зафыркал кто – то у порога,
И Пушкин ёжика впустил,
Из чашки молока немного
Ему в тарелочку налил.
Потом закрыл за гостем дверцу
И дальше жёнке написал:
«Вельяшева здесь по соседству
Живёт, но к ней не заезжал,
Тебе ведь это не по сердцу.
Она в стихах воспета мной,
Но это было уж давно…
Прорезался ли зуб у Машки?
И помнит ли меня? У ней
Каких – то новых нет затей?
Здоровы ль все? Как рыжий Сашка?
А золотухи нет теперь?
Подрос за эти дни он, верно…
Я здесь веду себя примерно,
И дуться не за что тебе.

Вареньем чудным объедаюсь,
В вист проиграл лишь три рубля…
Целую крепко и прощаюсь,
«Брюнетка плотная» моя.
Ты ныне в зеркало гляделась?
Уверилась ли, моя прелесть,
Что нет на свете ничего
Лица прекрасней твоего?
А душу, ангел мой, твою
Я более лица люблю».
Закончил Пушкин и на лист
Поставил энергичный росчерк.
Письмо наутро к Натали
Почтовый повезёт извозчик.

В окошко светит ясный месяц,
Хозяйский пёс на мышь ворчит,
Дородный кот, хвост рыжий свесив,
Блаженно дремлет и мурчит.
Лампада тлеет у иконы,
Поэт лелеет в нежных снах
Свою прекрасную Мадонну
С младенцами на двух руках.
Любимый образ греет душу —
Земной, но посланный с небес…
Ещё их счастья не нарушил
Шуан развратный Жорж Дантес,
И сны поэта золотые
Его не омрачает тень,
Но он уже в пути к России —
Приедет на Натальин день.

Свеча горит у Распятия
В молельне у Натали.
Домашние знают: пятница —
День памяти и молитв.
В окне – закат догорающий…
Трёх дочек увёл Ланской —
Печаль её понимающий
Муж – любящий, золотой.
Все дети притихли старшие.
Готовит Саша урок,
Мария и Гриша с Ташею
Ушли читать в уголок

Гостиной. А мать – затворница,
Слезы не стерев с лица,
Об упокоенье молится
Великого их отца:
«Очисти, Господь, грехи его
От юных до зрелых дней.
Погублен адской стихиею
Певец Твой. Прости и мне
Кокетство моё беспечное,
Мрачившее жизнь ему.
Упокоение вечное
Даруй рабу Твоему.
Небес Святая Привратница,
В чертог Свой его всели…»
До гроба каждая пятница —
День скорби для Натали.

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безмятежной,
В тревогах шумной суеты
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты…