Александр Ливергант - Фицджеральд

Но первой вскружила голову влюбчивому Скотту вовсе не «самая хорошенькая» Мари Херси, та самая, кого отбил у него разлучник Уорнер, а уже упоминавшаяся Китти Уильямс, его партнерша по мазурке в танцевальной школе еще в Буффало. С Китти ему тоже не повезло: вскоре выяснилось, что среди избранных ею поклонников Фиц занимает лишь «почетное» третье место. За Китти последовала красавица Виолетта Стоктон, приезжавшая в Сент-Пол на лето из Атланты. Это с ней Скотт задумал произвести взаимовыгодный, — но только на его взгляд, — обмен локона, кольца и фотографий на поцелуи. «Ее привлекательность, — говорится в „Тетради с мыслями“, — подчеркивают темно-каштановые волосы и большие нежные глаза с поволокой. Говорит она с легким южным акцентом, смазывая букву „р“». Обмен локонов, кольца и фотографий Виолетта, поразмыслив, выгодным для себя не сочла, и Скотт остался ни с чем и на этот раз. Но — «прошла любовь, явилась муза».

Муза, впрочем, явилась едва ли не раньше любви. Скотт не только ведет дневник, то бишь «Тетрадь с мыслями». Ему еще нет пятнадцати, а он уже заявил о себе чуть ли не во всех литературных жанрах. Помимо стихов, эпиграмм и дневника пишет и «рыцарскую» новеллу в духе только что прочитанного «Айвенго», а также детективный рассказ, где тайна, как и полагается, выносится в название — «Тайна Реймонда Мортгейджа». Этот рассказ в сентябре 1909 года (Скотту нет еще и тринадцати) удостоился публикации в «Время от времени». Сочиняет романтические истории с моралью времен Гражданской войны. В «Долге чести» генерал Ли[20]застает солдата спящим на посту — и прощает его. Сразу видно: Скотт не пренебрегал романами Виктора Гюго и Эжена Сю. «Комната с зелеными шторами» — пример нравоучительной романтики иного рода. В этой исторической фантазии убийца Авраама Линкольна Джон Уилкс Бут, оказывается, избежал казни и после покушения на президента многие годы скрывается в каком-то заброшенном, полуразрушенном особняке. В финале рассказа, впрочем, историческая правда (она же — справедливость) торжествует: Бут найден, схвачен и казнен. Отдает Скотт должное и таким ходовым жанрам, как спортивный рассказ и рассказ рождественский. Эти тоже с моралью. В спортивном рассказе «Запасной Рид» белокурый неопытный юнец (прототип — автор) выходит на поле, когда его команда находится на грани поражения. Выходит — и вносит в игру перелом, как Скотт в матче по регби с «Кингсли». В «Невезучем Санта-Клаусе» герой в сочельник пытается раздать 25 долларов, однако его вместо благодарности избивают; куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, четырнадцатилетнему Скотту, как видно, давно и хорошо известно.

Пишет пьесы; сам же их ставит, сам же в них и играет — мастер на все руки. Театром, надо сказать, увлекался с детства. В Буффало ходил в детский театр и по возвращении домой разыгрывал увиденное. Напялив на голову наволочку и обвязав шею шарфом матери, перевоплощался в турка, изображал пирата, джентльмена. Позже ходил на водевили в театр «Орфей», а потом на вечеринке разыгрывал понравившиеся сцены. Запросы читателя и зрителя знает хорошо. В детективной драме по «Арсену Люпену» «Тень, захваченная в плен» есть персонажи на все вкусы. И пьянчуги — их он изображал со знанием дела; многие добропорядочные девицы даже беспокоились: уж не выпивает ли наш Скотт? Нет, пока не выпивает, но скоро, очень скоро наверстает упущенное. И прекомичные, вооруженные до зубов гангстеры. И старая дева, в которой было что-то от тетушки Анабеллы, «истинной прародительницы нашей семьи, культурной старой девы с характером». И ирландский полицейский, что в Америке тех лет почти что тавтология. И французский сыщик, сочетающий в себе изящество мысли, внешности, поступков и манер и безупречно владеющий дедуктивным методом. Скотт (этим искусством он будет владеть и впредь) — мастер эффектных, неожиданных концовок. Мелодрама на сюжет вестерна «Девушка из Лейзи Дж.» завершается угрозой мексиканского бандита, из тех, что шутить не любят. «Дайте срок, я отомщу!» — предрекает он перед самым закрытием занавеса, из чего следует, что фабула еще до конца не исчерпана и зрителю предстоит увидеть продолжение, не менее душещипательное. Особенно же удалась Скотту другая мелодрама — «Трус» на его любимую тему: искупление вины отвагой. Южанин, отказавшийся было взять в руки оружие, в конечном счете вступает в армию добровольцем и, искупив трусость кровью, становится героем. Комедия «Вечная дилемма» ставится на школьной сцене в августе 1911 года и принимается на ура; Скотт в восторге, ведь его хлебом не корми, дай сорвать аплодисмент — не на футбольном поле, так в зрительном зале. Не остался юный драматург в тени и в одноактной комедии «Власть музыки». Сочинил ее, правда, не он, а кто-то из школьных преподавателей. Зато Скотт — признанный мастер импровизации — блеснул в роли короля Шварцбаума-Альтминстера, который в благородном порыве защищает юного скрипача от преследований жестокосердного отца — по совместительству всесильного канцлера. За эту роль Фицджеральд был удостоен премии «За актерское мастерство», однако куда более ценной наградой стала для него фотография двадцатилетней Елизаветы Магоффин, режиссера названного ее именем «Елизаветинского театрального кружка», где одно время в качестве постановщика и актера, а в дальнейшем и автора (фарс «Разрозненные чувства») подвизался Скотт. «Скотту, чья божья искра притягивает к себе» — выведено округлым женским почерком под фотографией.

Любой человек, и не только «притягивающий к себе божьей искрой», состоит из парадоксов. Парадокс пятнадцатилетнего Скотта Фицджеральда лишний раз свидетельствует: самовлюбленность и самодовольство — не совсем одно и то же. С одной стороны, он уговаривает себя, что ни на кого не похож, что обаятелен, отличается самообладанием, способностью доминировать, нравиться женщинам. Гордится — и по праву, — что талантлив, упрям, изобретателен, предприимчив, что прирожденный лидер. С другой же — отдает себе не только должное, но и отчет: «Все мое непомерное тщеславие… лишь на поверхности; внутри же — нерешительность, больше того — бесхребетность».

Не потому ли и в молодости, и потом, в зрелые годы, он, и сам человек с именем, преклонялся перед сильными мира сего — известными спортсменами, киноактерами, писателями, сценаристами, предпринимателями, критиками. Творил себе кумиров, идеализировал их, завидовал им, ревновал и в то же время старался им подражать, брать с них пример, любил находиться в их обществе. Вынужден был признать, что «номер один» — они, а не он, что он, как в соревновании за сердце Китти Уильямс, — всего лишь третий. Кумиры эти (некоторые на поверку оказывались мнимыми) менялись; в школьные годы это были, как правило, спортсмены. Сэм Уайт, бессменный капитан принстонской футбольной команды, герой памятного матча «Принстон» — «Гарвард» 1911 года. Или изящный, взрывной, неукротимый Хобби Бейкер — тоже капитан и тоже принстонской команды по футболу, но уже образца 1913 года, прототип Алленби из «По эту сторону рая». Или капитан команды Принстона по регби, а также хоккеист, 85-килограммовый, двухметровый гигант, красавец-блондин, на которого первокурсник Скотт (рост 170 сантиметров, вес 65 килограммов — почувствуйте разницу), и не он один, смотрел, как на полубога. Или уже упоминавшийся Ройбен Уорнер. Скотт на всю жизнь запомнил, как Ройбен «с задумчивой полуулыбкой, какой улыбаются все гонщики», сидит, откинувшись на сиденье, за рулем своего гоночного «штуцберкета». Запомнил еще и потому, что сам машину водил не лучшим образом: за рулем, как и на занятиях, был рассеян, витал в облаках, «дергал», ехал или слишком медленно, или, наоборот, «гнал», сгорбившись и вцепившись в руль, как это делал знаменитый гонщик Барни Олфилд. А каково было его счастье и, одновременно, смятение, когда через десять лет после Принстона ему встретился в Париже на Елисейских Полях стройный черноволосый парень с ленивой походкой вразвалочку, в котором он, хоть и не сразу, узнал великого Базза Лоу. Последний раз Фицджеральд видел его осенью 1915 года во время «исторического» футбольного матча «Принстон» — «Йель»; Лоу отбивает мяч, превозмогая боль и поправляя окровавленную повязку на голове — рыцарь без страха и упрека.