Алексей Тимофеев - Покрышкин

Следует сказать, что многие вятичи, через землю которых не один век проходил Великий сибирский тракт, в раздумье поглядывали на простор, открывавшийся на востоке…

О происхождении своей фамилии Александр Иванович оставил запись в одном из блокнотов:

«В 14(15) лет, работая подручным кровельщика у моего дяди Пети, я наблюдал за кувырканием уже боевых самолетов-истребителей, чем вызывал ворчание в свой адрес.

— Ты что же, ошалел совсем? Куда задираешь башку? Свалиться с крыши хочешь и убиться? О чем ты мечтаешь? Ты должен быть отличным мастером-кровельщиком, как твои родители и прадеды.

Они всегда клали печи, печные трубы и крыши. Оттуда пошла и наша кличка Покрышкины, которая, как водилось на Руси, потом стала и фамилией».

Вятская земля, какой знают ее с далеких времен — это северный русский простор, холмы, поросшие дремучими хвойными лесами, древние курганы, долины полноводных рек, изобилие дичи и рыбы. Вятка — свободная страна, не знавшая крепостного права, освоенная новгородскими ушкуйниками, плывшими с запада на стругах. Здесь не было князей, а правило народное вече. Сюда устремлялись непокорные беглые крестьяне, здесь спасались от набегов кочевников. Одни вятичи знали дороги в своих знаменитых болотах и чащобах.

Славилась Вятка промыслами, умельцами — корабельными плотниками, мастерами деревянной и глиняной игрушки. В Нолинском уезде, откуда вышли Покрышкины, согласно словарю Брокгауза и Ефрона, делали хорошую мебель, телеги, а потом и экипажи.

В старинном гербе Вятки объединились духовное и военно-оборонительное начала. Взгляд человека современного может, пожалуй, увидеть и военно-воздушный мотив… На золотом щите — с правой стороны из облаков выходит рука, держащая вытянутый лук со стрелою. Над рукой, в верхней части щита — крест. В гербе губернии щит венчает императорская корона, золотые дубовые листья перевиты андреевской лентой.

В гербе Нолинска сверху — герб Вятки, а в нижней части на голубом поле — летящий лебедь, «которыя птицы, не останавливаясь в окрестностях сего города, мимо пролетают…»

Жили вятичи патриархально и бедно, причина чему — суровый континентальный климат, скудные подзолистые и суглинистые почвы. Это заставляло много думать о хлебе насущном, подталкивало к движению… Легко снимались с места вятичи, в первую очередь самые беспокойные и предприимчивые.

Есть в книге современного писателя-вятича Владимира Крупина и такая мысль, возникшая на берегу родной Вятки, так и не перегороженной плотинами электростанций: «Да, если мои предки жили у такой реки столетиями, они невольно стали походить на реку — спокойную со стороны, но напряженную, сильную, неостановимую». Наверно, можно отнести эти слова и к судьбе Александра Ивановича Покрышкина, выросшего у Оби, служившего на берегах Камы, Невы, Кубани, Волги, Дона, Днепра. Совсем рядом с его могилой, за оградой Новодевичьего кладбища — не столь могучая, но несущая свои воды мимо дворцов и стен Кремля Москва-река…

И без лесной стихии Покрышкин себя ощущал не лучшим образом, всегда стремился побывать в лесу в дни отдыха. Как он писал, вспоминая на закате жизни детство: «Еще школьником, с соседским сверстником Сашей Мочаловым, набрав в узелки пирогов с калиной и черемухой, шанег с творогом, мы вскакивали на подножки вагонов проходящих на восток поездов и уезжали на сотни километров в тайгу. Бродили по лесам, ловили в таежных речушках рыбу и пекли ее на костре, ночевали в шалашах из веток».

Александр Иванович любил рассказ В. Г. Короленко «Лес шумит» (Полесская легенда): «Лес шумел… В этом лесу всегда стоял шум — ровный, протяжный, как отголосок дальнего звона, спокойный и смутный, как тихая песня без слов, как неясное воспоминание о прошедшем. В нем всегда стоял шум, потому что это был старый, дремучий бор, которого не касалась еще пила и топор лесного барышника. Высокие столетние сосны с красивыми могучими стволами стояли хмурой ратью, плотно сомкнувшись вверху зелеными вершинами».

Все драматическое действие классического рассказа В. Г. Короленко сопровождается музыкой этого «старого, дремучего бора», достигает апогея на фоне разразившейся бури: «А в лесу, казалось, шел говор тысяч могучих, хотя и глухих голосов, о чем-то грозно перекликавшихся во мраке… Потом на время порывы бури смолкли, роковая тишина томила робеющее сердце, пока опять поднимался гул, как будто старые сосны сговаривались сняться вдруг с своих мест и улететь в неведомое пространство вместе с размахами ночного урагана».

Много веков завораживал на Севере русского пахаря лесной шум, разнообразие которого зависит от погоды и характера леса…

Лес давал возможность побыть одному или в кругу самых близких людей, прийти в себя, подумать — поразмыслить. Во время послевоенной службы в Киеве Александр Иванович любил с семьей приезжать «в гости к дубу». Могучий дуб стоял на поляне у старого русла Днепра…

Узнать хотя бы немногое о вятских Покрышкиных позволила неожиданная встреча в октябре 1999 года в Калининграде. Хотя эта встреча не была случайной. На открытии бюста летчика в родном ему гвардейском истребительном авиаполку меня познакомили с молодым, лет 35-ти, симпатичным капитаном запаса. «Да, я — Александр Покрышкин…» Дальний родственник трижды Героя, Александр Анатольевич Покрышкин оказался местным жителем, бывшим вертолетчиком из соседнего полка. Времени на обстоятельный разговор тогда не имелось, но спустя некоторое время Александр Анатольевич прислал письмо, в котором ответил на вопросы о деревне — родовом гнезде, о себе и своих близких.

«Постараюсь ответить на Ваши вопросы. Деревня — Карничата Ереминского сельсовета Нолинского района Кировской области. От Кирова примерно 200 км на юг. Мне отец рассказывал, что отец А. И. Покрышкина с семьей уехали из деревни еще задолго до революции. Эта семья уехала первой из семи семей Покрышкиных.

В деревне было примерно 20 домов. Мы уехали, когда мне было около четырех лет. Но что-то я все-таки помню. Рядом, прямо через лог, и сейчас есть деревня Полканы. Под угором текла река Ситьма, на берегу стояла еще одна небольшая деревня. А уже подальше, километрах в трех, — большое село Еремино, в котором и находился сельсовет. В Полканах стояли фермы, много было коров, а также большая конюшня. В Еремино — трактора, комбайны, даже маленькая заправочная станция. Раньше конюшня была и у нас в деревне. Пахали на лошадях землю, сеяли хлеб и сами его пекли. Все держали скотину — коров, свиней, кур. Также держали пчел.

Последней покинула деревню семья Леонида Покрышкина. Они живут в Еремино. Он прошел войну и вернулся. Мой же дед погиб в 1942 г. Вот мой дед и был двоюродным братом А. И. Покрышкина, по какой точно линии я не помню, так как отец рассказывал мне об этом давно.