Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко

Но твоя творческая свобода кончается там, где начинаются твои нравственные обязательства перед обществом. (Не только перед его интеллектуальной творческой элитой, которая ждет от тебя свершений и потрясений.) Перед историей страны, в которой живешь. Во имя будущего ее народа. Даже если считаешь, что он вместе с тобой обречен на угасание…

Да, все правильно, война эстетик – продолжение войны гражданской, а у Леши часто возникал азарт пострелять то с одной, то с другой стороны…

Думаю, все же прав Михаил Делягин, сказавший, что у общества есть право защититься от твоей свободы, если она разрушительна для него.

А во многом остальном он, Леша Балабанов, был неплохим парнем. Опять же, если вычесть издержки в «креативной части» – местами и отличным. И все мы, знавшие его молодым, очень жалеем его. Как не жалеть… Кто-то готов простить ему все его творческие перекосы и даже убежден, что не было у него никаких заблуждений.

Да ведь были же у него, соглашусь, и достижения… Хотя бы в том, скажу я вам, что, словно уподобившись Достоевскому, пытался заговорить о красоте… Да, по-своему, иногда и с подходом патологоанатома, но пытался же – как минимум в том же кино «Про уродов и людей». Пробуя сплести вопрос о красоте мира и человека в нем с темой убожества человеческих отношений. Такая попытка многого стоит. Мастера экрана в большинстве и не берутся за такое, боясь неизмеримости высот и пропасти, в которые нужно устремляться…

Да – жалеем. Да ведь и в Писании про Христа перевод не идеален – и в тех местах, где он говорит о любви, зачастую лучше бы, мне думается, перевести словами о «жалости». Не зря у нас считается, что тот, кто жалеет, по-настоящему и любит… Вот и я его в своей памяти всей душой жалею. Хотя и не считаю, что все мы должны быть судимы одним лишь вечным судом незримым. Искренне жалею – даже если и не все готов ему простить как художнику. Тем более что признавался же он в конце, что очень счастья хотел…

P.S. Работа над этой книгой воспоминаний и размышлений подходила к концу, когда со всеми нами случилось то, к чему никто из нас не стремился и что именно поэтому и будет многими сочтено исторической случайностью. Но может и перечеркнуть память и свершения наших предков. И тяжко сознавать, что случилась эта беда в том числе и не без лешиных агиток из его фильмов. И броские слова его персонажей должны были поднимать уже и брата на брата, и пролитие большой крови оправдывать…

Как случается, что помышлявшие о свободах человека и народа иной раз невольно направляют других в тупик несвобод и отчаянья? Философ Николай Бердяев сказал в 1918 году: «Страна неслыханного сервилизма». Ведь Леша, судить по всему, и стремился преодолеть этот наш «нацнегатив», мнимый или всамделишный, а вышло…

Художник, будь бдителен. Словом можно убить, словом можно спасти… То же и со зримым образом…

Кто виноват, что «русская идея», служившая стимулом в работе и мне, и Леше Балабанову, каждому по-своему, украденная, крокодильи проглоченная и переосмысленная в феодал-олигархическом формате, стала вдруг «идеей-убийцей», «идеей зла»? Ветер ли знает ответ?