Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Я ответил ей, прекратив писать, только когда пришла женщина. Ее звали Лаура. Дав ей ее цехин, я передал ей пакет, куда положил хорошей бумаги, испанского воска и печать. Она ушла, заверив меня, что моя кузина становится день ото дня все краше. К. К. сказала ей, что я ее кузен, и Лаура сделала вид, что поверила. Я не знал, что делать в Венеции, и к тому же моя честь требовала, чтобы я вернулся в Падую, где мой поспешный отъезд мог породить тревожные слухи, аналогично отъезду Кроче, я съел бульону и отправился на Римскую почту купить на себя билет-боллетон, дающий право на внеочередной наем почтовых лошадей. Я предвидел, что пистолетный выстрел во Фьезо и павшая лошадь могли внушить хозяевам почты дурное ко мне отношение и даже вызвать запрет на пользование лошадьми, но они должны были подчиниться, увидев то, что в Италии называется боллетон . Относительно пистолетного выстрела я ничего не опасался, так как знал, что это будет сочтено неправдоподобной дерзостью. Однако, хотя я мог его убить, мне ничего не было.

В Фюзине я взял двухколесную тележку, потому что очень устал и был не в состоянии взобраться на лошадь. Я прибыл в Доло, где меня узнали и отказали мне в лошадях. Вышел начальник почты и грозил меня арестовать, если я не заплачу за лошадь, которую загнал. Я ответил, что если лошадь мертва, я отвечу за это начальнику почты в Падуе, и дал ему прочесть мой боллетон. Он ответил, что поскольку я чуть не убил почтальона, никто из его служащих не хочет меня обслуживать. Я сказал, что в этом случае обслуживать меня должен он сам. Он рассмеялся мне в лицо и ушел. Тогда я пошел к нотариусу с двумя свидетелями, составил протокол и пригрозил ему штрафом в десять цехинов в час, если он заупрямится и не даст мне лошадей.

В конце концов, вышел почтальон с двумя буйными лошадьми; я ясно увидел, что он норовит выкинуть меня в реку. Я хладнокровно сказал, что в тот момент, когда он меня станет опрокидывать, я прострелю ему голову. Он вернулся на почту и сказал начальнику, что не желает меня обслуживать. В это время стремительно прискакал курьер из Падуи и потребовал шесть лошадей для берлины и двух под седло. Я заявляю начальнику почты, что никто не получит лошадей до меня, и что если хотят применить силу, прольется кровь; говоря так, я показываю ему свои пистолеты. Он божится, он уходит, вся толпа вокруг винит во всем его.

Несколько минут спустя появляется Кроче, в прекрасной берлине с шестеркой лошадей, с женой, горничной и ливрейными слугами. Он в импозантной униформе. Он сходит, мы обнимаемся и я говорю ему грустно, что он не уедет до меня, объясняю ему причину, и он находит ее справедливой. Он шумит, все кругом дрожат, начальник почты смывается, выходит его жена и приказывает меня обслужить. Кроче сказал, что я правильно делаю, возвращаясь в Падую, потому что там говорят, что я также выслан по приказу. Он сказал, что выслали также г-на де Гондуэн, полковника на службе Модены, который тоже держал банк вместе с ним. Я предложил ему увидеться в Венеции на следующей неделе. Этот человек, который будто с неба на меня свалился, заработал за четыре раза десять тысяч цехинов, из которых я получил четыре тысячи девятьсот. Я оплатил все свои долги и возвратил все заложенные вещи; но сверх того, он вернул мне удачу.

Приехав в Падую, я застал всех моих друзей в тревоге, кроме г-на де Брагадин, в руках которого я оставил накануне мою казну. Они поверили распространившемуся слуху, что подеста меня также выслал. Поскольку я венецианец, меня нельзя было выслать подобным образом. Вместо того, чтобы пойти прилечь, я привел себя в порядок, чтобы отправиться в оперу без маски. Я объяснил друзьям, что должен опровергнуть то, что распустили на мой счет дурные языки.

— Я очень рад, — сказал де ла Хэйе, — что то, что говорили, неправда, но жаловаться вы можете только на себя самого. Ваш поспешный отъезд послужил тому основанием. Публика желает знать причины всего, и если она их не знает, она выдумывает. Однако точно известно, что вы хотели убить почтальона, возблагодарите бога, что это вам не удалось.

— Тоже клевета. Не думаете ли вы, что, стреляя из пистолета в упор, можно промахнуться?

— Но лошадь мертва и вы за нее заплатите.

— Я не заплачу, потому что почтальон меня обгонял. Знаете ли вы почтовые правила? Впрочем, я тороплюсь. Я обещал даме позавтракать с ней сегодня утром.

Он, казалось, был неприятно поражен тем, что после нашего диалога я отдал ему все деньги, что одолжил у него в Вене. Он не мог понять, что когда человек при деньгах, мелочи жизни его не раздражают. Г-н де Брагадин сказал, что я очень правильно поступлю, явившись в оперу без маски.

При моем появлении в партере я увидел, что все удивились, и, искренне или фальшиво, все, говорившие со мной, делали мне комплименты. После первого балета я направился в зал для игр и в три-четыре тальи выиграл пять сотен цехинов. Умирая от усталости и голода, я отправился к себе праздновать победу. Мой дорогой Бавуа занял у меня пятьдесят цехинов, которые мне так и не отдал, правда, я их у него никогда и не спрашивал.

Думая все время о К. К., я провел весь следующий день, заказывая свою миниатюру у искусного пьемонтца, который приехал на ярмарку, он потом заработал много денег в Венеции; Он сделал мне также святую Екатерину в том же размере. Венецианец, превосходный мастер, сделал мне прекрасное кольцо. Сверху виднелась святая. На фоне голубой эмали едва виднелась незаметная точка, которую нужно было нажать кончиком иглы. Святая опускалась и появлялось мое лицо, сделанное очень похоже. Мне сделали это за четыре дня, как и обещали.

В пятницу, в тот момент, когда мы поднимались из-за стола, мне принесли записку. Я был удивлен, увидев, что это от П. К., который просил меня встретиться с ним в Этуали (это была почтовая гостиница). Он написал, что у него есть новость, которая меня весьма заинтересует. Я решил, что это касается его сестры, и сразу пошел туда.

Я увидел его, как и ожидал, вместе с К. Поздравив его с выходом из тюрьмы, я спросил о новости. Он сказал, что точно знает, что его сестра находится в пансионе монастыря, и заверил меня, что сможет назвать мне монастырь, как только вернется в Венецию. Я сказал, что он меня этим весьма обяжет. Однако эта новость послужила ему лишь предлогом, чтобы вызвать меня на разговор. Причина его услужливости была в другом. Он сказал мне радостно, что запродал на три года свое право на снабжение города говядиной за сумму пятнадцать тысяч флоринов. Что его партнер по этому делу освободил его из тюрьмы под свое поручительство и выдал ему авансом шесть тысяч флоринов четырьмя векселями. Он здесь же мне их показал все четыре, акцептованные именем, которое я не знал, но о котором он отозвался с большой похвалой.