Мост. Реальная история женщины, которая запуталась - Нэнси Роммельманн

- Даже смешно, что они до сих пор прикидываются, будто поступок Аманды стал для них полной неожиданностью, - произнесла она. - Да все этого ожидали; поведение Аманды и Джейсона говорило само за себя.

В 2009 году, узнав о том, что Гэвин не поехал вместе с матерью забирать брата и сестру, я попробовала поставить себя на его место. Его отказ наверняка теперь лежал тяжелым грузом на душе; теперь Гэвин наверняка то и дело думал: что, если бы он был рядом с Амандой и смог остановить ее? Наверняка он был зол на Аманду, а еще - не понимал, хочет ли вообще видеться с ней. Мне думалось, что гибель брата и впоследствии разлука с сестрой расстроили или разозлили его до того, что он вовсе не захочет обсуждать произошедшее.

В 2015 году Гэвин согласился поговорить со мной - и я немедленно вспомнила о своих предположениях. Мне хотелось, чтобы наша беседа прошла как можно мягче, и я решила спрашивать лишь о том, что он помнит об Элдоне и Тринити. Ничего лишнего. Возможно, после этого разговора кому-то даже удастся испытать долгожданное облегчение. Ну разве не приятно наблюдать за Эмили, которая хвалится новыми сапожками с золотой отделкой? А за серебристым веймаранером и голубым гончей, красивыми породистыми псами, которые задремали под лучами солнца на полу гостиной? А за тем, как Гэвин, взяв акустическую гитару, показывает Эмили недавно выученные аккорды песни «WonderwaП»?

- Спрашивайте все, что хотите, - сказал Гэвин на мои слова о том, что мне будет достаточно и теплых воспоминаний о его единоутробном брате и сестре.

Пытаясь быть мягкой, я забыла о простой истине: жизнь, которой Гэвин живет сейчас, зиждется отнюдь не на теплых воспоминаниях. В дальнейшем стало ясно, что я ошибалась: Гэвин вырос настолько невозмутимым юношей, насколько это возможно в его возрасте.

- Задавайте любые вопросы, - повторил он, а на мое желание поговорить о Тринити и Элдоне отозвался неопределенным: - Зависит от того, какое время вас интересует.

Он восстановил порядок событий. На Гавайях бывало так, что его оставляли дома одного с братом и сестрой - приходилось кормить их и следить за ними. Гэвин вспоминал об этом без тени грусти. Потом, когда они жили в Чуалатине, «все пошло под откос».

- Когда мы переехали обратно в Чуалатин, - сказал Гэвин, - то нам давали все меньше и меньше еды. Пока Джейсон не начал лечиться, мы, проголодавшись, ели что попало. А порой и попадаться было нечему.

Каково это - в десять лет заботиться о пятилетней сестре и двухлетнем брате, при этом зная, что дома может просто не оказаться еды? Гэвин учил брата и сестру словам песни из «Шрека». Придумывал для них игры. Кормил их, если дома были продукты, с которыми он мог справиться: например, арахисовое масло, джем или хлопья с молоком.

- Порой нам просто забывали купить молока, - рассказывал Гэвин. -И мы ели хлопья с водой.

Он с удовольствием вспомнил об одной своей уловке.

- Однажды, но только однажды, у меня даже получилась вкуснятина, - рассказал он. - Молока не было, но остались сливки. И я полил ими хлопья.

Он научился вести двойную жизнь.

- На людях нам приходилось притворяться, как в постановке, -сказал Гэвин. - Если рядом бабушки и дедушки, то мы в безопасности. Они [Аманда и Джейсон] ведь не будут буянить - им нужно прикидываться перед ними хорошими.

Хорошими - значит счастливыми?

- Да.

Заботливыми?

- Да, - повторил Гэвин. - А еще была такая вещь, как «семейная тайна». Если что-то - семейная тайна, то нам нельзя никому об этом говорить.

Гэвин привел пример семейной тайны, с виду безобидной: Аманда заперлась и не пускала Джейсона в квартиру, пока тот не купил ей сигарет. А еще Гэвин раскрыл другую тайну, пусть и не назвал ее семейной: Джейсон и Аманда часто во время ссор использовали его как посредника. Еще он не назвал семейной тайной то, что мама дала ему пощечину, когда он не сдал учителю домашнее задание. И то, что только Джейсон «в основном меня и наказывал; в то же время, когда он сердился, то направлял злость не на меня», а на Аманду, так что Гэвин мог уйти восвояси.

- Тогда я неизменно шел в свою комнату. Сочинял истории - и прятался в них, - произнес он. - Я объяснял происходящее небылицами, дорисовывал все в своей голове, ведь действительность была слишком ужасной.

- Мне кажется, с ним даже не говорили по-человечески, -вмешалась Челси со своего кресла. - Хоть раз бы спросили: «Как прошел день?»

- И правда, - согласился Гэвин. - У меня ни разу такого не спрашивали.

Мне показалось, что ребенку с аналитическим складом ума особенно тяжело было жить в доме, где люди вечно искажают истину или откровенно все перевирают. (Проверить это - проще простого: попробуйте высказать саркастичное замечание перед шестилетним ребенком. Он начнет уверять, что ваши слова не соответствуют действительности, а если вы скажете, что это сарказм, то можете услышать замечание вроде того, что выдала моя дочка в шесть лет: «Давай без сарказма»).

- Я решил, что не хочу больше притворяться, - признался Гэвин. -Поэтому стараюсь говорить со всеми людьми одинаково... и хочу, чтобы они сразу заявляли, если чем-то недовольны - чтобы я изменил свое поведение. Я могу вести себя немного иначе, но другим человеком все равно не стану.

Я спросила, какими были Элдон и Тринити.

- Элдон ведь был еще маленьким, поэтому не особенно... - Он осекся. - Могу сказать лишь, что, в сравнении с другими малышами, он никогда не доставал окружающих. Скорее всего, он был интровертом, как я, а потому не особенно активничал. Конечно, дело было еще в условиях, в которых он рос. Я в таких условиях вырос очень вежливым, замкнутым, пассивным. Мне кажется, атмосфера и на него повлияла.

Возможно, Элдон повторял стиль поведения Гэвина?

- Вполне может быть, - ответил Гэвин. - Тринити вела себя смелее, чем мы с Элдоном. Любила караоке. Еще [кое-что] забавное произошло в чуалатинском доме. Тринити стало