Екатерина Мишаненкова - Я – Грейс Келли

Точнее – акцент. К акценту в американском кино и сейчас предъявляются очень высокие требования. Так и Грейс Келли сразу же услышала, что, если она не избавится от филадельфийской гнусавости, не видать ей серьезных ролей. Чтобы заинтересовать потенциальных работодателей, она к такой аристократической внешности должна была приобрести и соответствующий выговор.

Она рьяно взялась за учебу и не жалея сил стала заниматься вырабатыванием правильной дикции и понижением диапазона своего излишне высокого голоса. Кроме того, ей надо было научиться правильно произносить согласные и выработать четкое произношение, без заглатывания окончаний. К тому же Грейс не удовольствовалась занятиями в академии, а стала еще брать частные уроки у оперного тенора Марио Фьорелло, который научил ее специальным упражнениям, делающим голос более грудным и звучным.

Результат этих занятий не заставил себя ждать – когда через пару месяцев Грейс приехала в гости к родным, ее произношение произвело настоящий фурор. От местного говора не осталось и следа, она говорила в точности как благородные английские леди. Впрочем, у ее друзей это временами вызывало хихиканье – уж очень высокопарно звучало ее аристократическое произношение в обычных бытовых условиях. Но Грейс не смущалась, а на подначки приятелей с вызовом отвечала, что такое произношение – ее обязанность, часть ее будущей профессии.

Когда я переехала в Нью-Йорк… твердо решив стать актрисой, у меня не было никаких иллюзий относительно того, сколько для этого потребуется времени и через что мне предстоит пройти.

Поселившись в Нью-Йорке, Грейс мало изменилась.

Она довольно быстро приобрела много хороших приятелей, с которыми могла шутить, участвовать во всяких шалостях и вообще стала среди них совершенно своей. Ну а малознакомые люди ее чаще недолюбливали. Ее холодная красота в сочетании со сдержанностью, идеальными манерами и замкнутостью создавали ей репутацию надменной одиночки и «задаваки».

Одна из однокурсниц впоследствии, вспоминая об учебе вместе с Грейс, сравнивала ее с манекенщицей: «Приходит, делает, что от нее требуют, и, не проронив ни слова, снова уходит. Некоторые из студентов буквально молились на нее из-за ее красоты и какой-то изысканной отстраненности… Никогда не забуду, как она одевалась для балетного класса. Мы все приходили на занятия в пачках, и Грейс была просто чудо. Она была прекрасна! Но мне всегда казалось, что она немного холодновата».

На самом деле причина такого поведения была, конечно, не в надменности – этого в характере Грейс никогда не было. Просто она была довольно застенчива и не очень уверена в себе, и прятала эту неуверенность под маской аристократической сдержанности, часто принимаемой за высокомерие. Впрочем, был у такого образа и свой плюс – нахальные вертопрахи, так и кружившие вокруг студенток академии, очень редко решались приставать к столь холодной и надменной девушке, предпочитая добычу, выглядящую более доступной.

В Нью-Йорке Грейс жила в респектабельном пансионе «Барбизонская гостиница для женщин», находившемся в самом центре Манхэттена.

Таково было требование Джека Келли, который с трудом отпустил дочь туда, где он уже не мог за ней присматривать. «Барбизонская гостиница для женщин» показалась ему достойным и надежным пристанищем для порядочной девушки. Чтобы попасть туда, надо было предоставить три рекомендации от достойных людей, жили там только девушки, а мужчины не могли проходить дальше гостиной на первом этаже.

Но прекрасная репутация респектабельного пансиона на деле ничего не гарантировала. Да, мужчинам туда вход был запрещен, но во всем остальном девушкам предоставлялась такая свобода, что другие студентки, которым приходилось жить на частных квартирах под присмотром ханжей-домохозяек, очень им завидовали. В «Барбизонской гостинице для женщин» никто не следил, во сколько какая девушка уходит и приходит и даже где она проводит ночь…

А Грейс, вырвавшись из-под отцовского присмотра, даром времени не теряла. Она хотела насладиться жизнью в полной мере. Тем более что на свою спокойную холодную мать она была похожа лишь внешне, а темперамент унаследовала от отца, который всю жизнь был крайне неравнодушен к противоположному полу и не любил отказывать себе в плотских удовольствиях.

Первой любовью Грейс в Нью-Йорке стал Херби Миллер, с которым она вместе училась в Американской академии драматического искусства.

Красивый, обаятельный, талантливый и безумно влюбленный, он был идеальной кандидатурой для первого серьезного романа юной девушки, только-только освободившейся из-под родительской опеки. У него оказались те же проблемы, что и у нее – заметный акцент, который мог бы помешать его дальнейшей карьере. Вот так и получилось, что они стали вместе ходить на занятия по дикции, потом вместе упражняться, а потом…

Впрочем, что было потом, точно никто на самом деле не знает. Херби Миллер оказался единственным настоящим джентльменом из всех возлюбленных Грейс Келли, и даже когда она стала звездой, отказался рассказывать журналистам интимные подробности их отношений. Он, конечно, не скрывал, что у них был роман, и охотно делился воспоминаниями о том, как они обнимались в укромном уголке «Барбизонской гостиницы для женщин», но в отличие от других ее любовников не стремился описывать, какой она была в постели.

Они оба понимали, что ничего серьезного из их романа не получится, видимо, чувствовали, что связывает их даже не любовь, а просто опьянение молодостью и свободой. Поэтому они не строили планов на будущее, и Грейс даже не стала знакомить Херби со своими родителями, зная, что те любого ее кавалера рассматривают только с одной точки зрения – как потенциального жениха.

Грейс была все время недовольна собой, все время в поисках собственной личности.

И приятели, и поклонники вспоминали, что она постоянно меняла образ. «Как-то вечером, – вспоминал Дик Куне, один из ее тогдашних ухажеров, – Грейс появилась в ужасно элегантном черном платье и с высокой прической. Она казалась величественной и загадочной. В следующий раз к вам на свидание являлась фермерская дочка в коленкоровой юбке и блузке. В третий же раз она появлялась в твидовом костюме, словно какая-нибудь воспитанница частной школы – образцово-показательная барышня. И все зависело от ее настроения. Создавалось впечатление, словно она примеряет различные маски».