Тур Хейердал - По следам Адама

«Сердце Неба позвал воду, и она обрушилась на головы деревянных фигур… Таково было наказание за то, что они не думали о своем отце и о своей матери, Сердце Неба, Хуракане. И лицо земли потемнело, и пошел черный дождь, и шел он и днем, и ночью».

Согласно легенде, гватемальские правители происходят от вождя, первым ступившего на берег после Потопа, когда темнота отступила в глубь континента в поисках нового убежища.

— Вернемся на берега Атлантического океана. Тебе не избежать разговора об Атлантиде.

— О ней столько говорили, что ученые стали пугаться этой темы, как огня. Но глупо отбрасывать ее, не попытавшись проанализировать, как возникла эта легенда, и проследить, какие формы она принимала. В 400 году до нашей эры Платон якобы разговаривает со своими соотечественниками, Солоном и Сократом, — прием, типичный для эллинской культуры. Солон вспоминает о своем посещении Египта и о том, как местные священники смеялись над исторической безграмотностью греков. Но затем они признали, что у греков имелось оправдание: их ученые погибли, когда огромная волна обрушилась на средиземноморские страны, причем греки и их соседи оказались в числе наиболее пострадавших народов. Спаслись только пастухи высоко в горах, поэтому грекам пришлось восстанавливать свою культуру практически с нуля. А потом Солону рассказали об острове, некогда возвышавшемся у входа в Средиземное море. Папирусы говорили о том, как давным-давно жители острова отрядили огромную армию, чтобы покорить города Европы, но афиняне отразили нападение. А затем Солон пересказывает египетский вариант легенды о потопе:

«Потом начали случаться землетрясения и наводнения невиданной силы, и в один ужасный день и последовавшую за тем ужасную ночь земля поглотила всех воинов, а океан поглотил весь остров Атлантиду, и больше его никто не видел. Вот почему там до сих пор нельзя плавать кораблям, они цепляются днищем за то, что когда-то было островом».

Никто не может точно сказать, что же случилось пять тысяч лет назад, но неведомое событие стало точкой отсчета событий и времени для цивилизаций всего мира. Чтобы попытаться пролить свет на эту тайну, фонд ФРИ в качестве одного из первых шагов своей деятельности собирается организовать в университете штата Мэн международную конференцию на тему: «Климатические и культурные перемены в третьем тысячелетии до нашей эры».

Возможно, наука будущего больше узнает о нашем прошлом, и мы перестанем суетиться, как деревянные куклы, а посвятим свои мысли нашим матерям и отцам, которые воистину являются Сердцем Неба.

Я сидел на берегу Тихого океана в северо-западной Америке и смотрел вдаль. Где-то там, на севере, Азия и Америка склонялись друг к другу настолько близко, что между Сибирью и Аляской оставался только узкий пролив. Невысокие волны Японского течения ласково набегали на широкий песчаный берег и останавливались у самых моих ботинок. Я размышлял о жизни.

Итак, круг замкнулся.

Второй круг. Первый раз это случилось в Перу, на праздновании 50-й годовщины плавания на «Кон-Тики». Минул год, и судьба забросила меня в Британскую Колумбию, к индейцам американского северо-запада. Именно здесь я начал поиски ближайших родственников туземцев из Полинезии, поиски, столь внезапно и жестоко оборванные войной.

Я до сих пор уверен, что именно здесь будущие полинезийцы рубили деревья для своих катамаранов и именно отсюда ветра и течения подхватили их и понесли в сторону Таити. Добравшись же до Таити, они начали один за другим завоевывать острова Тихого океана, на которых уже жили люди, приплывшие из Перу на бальсовых плотах.

Пятьдесят лет назад все утверждали, что я устраиваю бурю в стакане воды. Волны по-прежнему ласкали песок у меня под ногами. Они зародились на просторах Тихого океана, занимающего половину Земного шара — ровно столько же, сколько все остальные океаны и континенты, вместе взятые. Ничего не зная ни о каких научных теориях, океан жил своей жизнью. По его безграничным просторам вращались, едва не сталкиваясь в районе экватора, два могучих течения. Одно, южное, закручивалось против часовой стрелки и помогало судам, плывущим из Перу в Полинезию. К северу от экватора океан вращался по часовой стрелке и нес свои волны к тем же островам. В доме одного из здешних индейцев висело два стеклянных шара поплавки от японских сетей, выброшенные волнами на здешний берег. Вместе с Жаклин и моим американским коллегой археологом Дональдом Райаном я приехал в Британскую Колумбию, чтобы доделать то, что не успел в свой первый визит много лет назад. Научные круги в Виктории и университетском городе Ванкувере встретили нас так же тепло, как и в прошлый раз. В Королевском музее Британской Колумбии нам тоже очень обрадовались. Директор, антрополог, а не зоолог, устроил нам экскурсию по обновленному зданию, а затем пригласил на обед. Странно было снова увидеть те экспонаты, которые много лет назад пылились в картонных коробках в подвале старого музея. Здесь не забыли, как в 1939 году я сидел в кабинете директора, окруженный книгами и каменными топорами, и убеждал всех и каждого, что полинезийцы бывали на этих берегах.

Позже мы отправились на остров Ванкувер, в самое сердце страны индейцев квакиютль. Нас сопровождали два крупнейших в Канаде специалиста по культуре прибрежных индейцев, антрополог Джером Кибульски и археолог Бьёрн Симонсен. Кроме них, с нами ехал индеец племени квакиютль по имени Стэн Уоллес. Джером работал в Национальном музее в Квебеке и был настолько дружен с индейцами — в наши дни они называют себя «Первый народ», что те даже разрешили ему исследовать скелеты своих предков. Археолог Бьёрн представлял в этом районе и власти, и музей, потому что никто лучше него не знал все местные племена, острова, бухты и бухточки. Стэн был восторженный археолог-любитель и незаменимый помощник Джерома.

Мы с Жаклин так устали во время долгой автомобильной поездки на остров Ванкувер, что нас не интересовали ни вышедший на дорогу медведь, ни высеченные на скалах индейские рисунки, ни восхитительные пейзажи. Позади осталась совершенно сумасшедшая неделя, за которую я сразу после приезда из Европы ухитрился побывать в четырех американских университетах. Сперва, облачившись в мантию и академическую шапочку почетного доктора наук, я выступал перед шестью тысячами первокурсников университета штата Мэн. Затем, уже в другой мантии и шапочке, под проливным дождем, я принял еще один почетный диплом от Хартфордского университета. А на следующий день читал лекцию о роли океана в развитии цивилизаций в аудитории музея Пибоди при Йельском университете.