Анатолий Терещенко - Женское лицо СМЕРШа

«…Шутка на грани фола…

Несколько дней тому назад был в дозоре. Ночь с напарником разделили пополам. Я дежурил с 22.00 до двух ночи, а он с двух до 6.00 утра. Отдежурив свою смену, отправился прикорнуть в укрытие. Задремал быстро и вдруг слышу храп. Ну, думаю, Кольку душит абрек. Схватил автомат и к нему, а он, паразит, спит да ещё с душераздирающим храпом. Я завелся, снял каску и грохнул ему по затылку, а потом и в скулу заехал. Сразу же Колька стал бдительным, только немного оглушенным…

А утром за бруствером мы заметили следы явно не армейских сапог. Подходили, значит, волки, могли зарезать нас спящих. Когда следы смерти увидел Колька, то побледнел и весь затрясся. Командиру не рассказал, а то бы напарника отправили на губу…»

«…Подвигов я никаких не совершил, но меня обещают представить к правительственной награде, наверное медальке…

По приезде расскажу подробности…

Вчера уничтожили легковушку. «Жигуленок» приехал и встал на вершине высокого холма. Смотрю в бинокль, вынимают двое из багажника что-то наподобие миномета. Видать, собирались бандиты открыть огонь по нашим позициям. Друг мой из подствольника поджег машину. Она вспыхнула, как спичка…Бандюки деру…»

«…Милые, пуля-дура меня обходит. Кто-то стережет меня. Сегодня почти в упор стреляли. Ранило много. Значит, батя, не судьба была мне превращаться в «груз-200. Наелся я горной пыли на всю жизнь…»

«Летом очень опасны вылазки бандюков…

Несколько дней в зеленке ловили группу бандитов, убивших на посту двух милиционеров. Наткнулись случайно, они сидели в схроне. Как услышали наши шаги, стали отстреливаться и бросать гранаты. Мы с ними расправились одной…»

«Командир рассказал, что у соседей двое наших парней пошли за водой и не вернулись. Утром нашли их обезглавленными и полностью раздетыми…Голов так и не нашли. Может опять захотели поиграть в футбол…»

«…Горы, горы — подъемы и спуски, как уже они надоели. Спасает водка — дают для сугреву. Ведь всё время на улице. Наверное, ни одна война не бывает в доме, в тепле. Кислорода, правда, вдоволь, но дышать трудно — высоты приличные. Это ощущает дыхалка. Из-за грязи или из-за простуды осыпали тело чирьи, а под мышкой растет флегмона. Завтра пойду к доктору, пусть гнойник проткнет ножом. Иначе невмоготу…»

«Через несколько дней уедем на зимние квартиры. Приезжала делегация из нашего зимнего гарнизона. Привезли солдатам много подарков: сладостей, газировки нашей, пепси-колы и сгущенки…Показали концерт… Пировали весь день и всю ночь…»

Приехал сын с войны уставший, осунувшийся с клоком поседевших волос в том месте, где их обожгла пуля. Вот феномен! На затылке два шрама.

— Сынок, где же твоя награда? Покажи? — спросил отец.

— Папа, штабному офицеру отдали. Мне было обидно. Мой орден носит теперь штабная крыса, не выезжавшая на операции. Подробности этой рокировки мне рассказал мой друг — штабной писарь Валера.

Чечня — это боль наша и позор!..

И тоже звенящий колокол по России!

Через год Олега не стало — остановился мотор.

Не выдержало сердце и у Зинаиды Сергеевны — отправилась она догонять внука…

Узнав о смерти подруги детства и войны, провоевавшей с ней в легендарном СМЕРШе, занемогла и Лидия Федоровна Малоземова-Ванина. Она казнила себя общечеловеческими переживаниями, отвергая моэмовскую трактовку этого чувства, заявлявшую о том, что горячо переживать то, чего не можешь изменить, — значит впустую растрачивать чувства.

Но Лидия Федоровна исповедовала другую теорию под названием беспокойство за судьбы других. Ум, душа, сердце, чуждые тревоги, вызывали у нее гнев или досаду.

На похороны подруги она поехала с мужем.

При прощании сказала так:

— Сегодня я и все мы, прощаемся с моей дорогой подругой детства и войны, многими уважаемой Зинаидой Сергеевной. Если бы вы знали, сколько она пережила, сколько прошла фронтовыми дорогами, сколько видела горя и крови. Мужества и геройства ей было не занимать. Потерять отца в начале войны, выдержать блокаду Ленинграда, а потом с войсками погнать врага через Псков и Новгород на Прибалтику, говорит о многом. Недавно ушел из жизни муж.

Череда войн после войны — в Афганистане, затеянная на Северном Кавказе из-за глупостей, наделанных президентом и его окружением, забрала у Зиночки внука, а у меня Зиночку.

Вместо того, чтобы мирно созидать, «гарант», не понимающий, как и что строить в государстве, решил сыграть на «патриотических струнах», и оборвал их. В гражданских сшибках не бывает победителей, есть только побежденные.

Россия не может жить без выверенной национальной идеи, основу которой составляет уважение к любому народу. В войну и после войны мы знали, что такое дружба народов, сейчас ее нет. Вина полностью лежит на политиках. Они забрали у меня подругу.

Царство тебе небесное, Зиночка, пусть земля тебе будет пухом в храме тишины и смирения!

Потом, когда опускали гроб в могилу, ее подвели к краю порога вечности, и она бросила по христианскому обычаю три комочка мокрого глинозема, заменивших горсти земли…

Скоро хозяйству Малоземовым пришлось «подвинуться». Власти Зеленограда предупредили, что город расширяется и нужны новые площади и площадки для застройки.

— Дом — это ваша собственность. Вы вправе его разобрать и вывезти, куда вам заблагорассудится, — предложил городской чиновник и назначил срок демонтажа. — Не успеете, вам поможет бульдозер.

— Как же такую красу уничтожать, — всплеснула руками Лидия Федоровна. — Оставьте под музей или еще под какое-то социальной ориентации сооружение.

— Нам нужна земля, — безапелляционно поставил точку в разговоре клерк горадминистрации и покинул дом.

— Что же делать будем, Витя, — зарыдала Лида.

— Подчиняться. Тянуть нет смысла. Подожгут, как это практикуют в Москве. Да и у нас, ты же помнишь, сожгли дома Никанорова, Попова и Мироненко.

— Помню, разве это страшное явление — пожар — забудешь. Помню, особенно когда горели соседи Поповы. Бедные люди метались по двору, а пожарная машина, как назло, все не приезжала. Прибыла, когда уж кровля обрушилась, — продолжала хныкать Лидия Федоровна.

— Вот поэтому надо сдаться на милость победителям. Они ими непременно будут. Не наше время, наше, дорогая, ушло, убежало. Со временем старый порядок изменяется, уступая место новому порядку.

— Надо стремиться, чтобы еще немного нам его оставить. Что на чиновников серчать — не клерки от политики. Им приказали — они под козырек. Во все времена они служили барину, мы же работали и служили Отчизне не ради славы, а чести для…