Дуайт Эйзенхауэр - Крестовый поход в Европу

В конце зимы 1941/42 года подводная война немцев в Атлантике достигла почти вершины эффективности.

Каждый месяц мы десятками теряли корабли, в том числе драгоценные танкеры. В марте 1942 года потери союзников и нейтральных стран в Атлантике и Арктике составили 88 судов общим водоизмещением 507502 тонны. В течение мая 1942 года, когда было потоплено 120 судов союзников и нейтральных стран в тех же водах, Соединенные Штаты понесли самые тяжелые потери в торговом флоте по сравнению со всеми другими месяцами войны — 40 судов. Некоторое время даже наши жизненно важные морские коммуникации с Южной Америкой находились под угрозой. Потребности в морских перевозках были исключительно большие, нам требовались одновременно все типы боевых кораблей, грузовых судов и судов для перевозки личного состава.

Мы уже усвоили, что только одна авиационная мощь не может обеспечить полную победу, так же как и крупная победа невозможна без обеспечения господства в воздухе. Следовательно, потребность в огромном количестве самолетов конкурировала со всеми прочими потребностями — в морских перевозках, орудиях, танках, винтовках, боеприпасах, продовольствии и обмундировании, в строительных материалах — одним словом, во всем том, что составляет военную мощь страны.

Несмотря на огромный недостаток материальных ресурсов, мы делали все возможное, чтобы приостановить натиск наших противников. Однако вместе с тем при составлении наших планов на достижение победы мы должны были заглядывать далеко вперед, когда наличие самолетов, кораблей, транспортных, десантно-высадочных судов и боевых сухопутных соединений позволит нам перейти в наступление и материально обеспечивать его. Таким образом, задуманный план вторжения в Европу должен был приобретать свои первоначальные очертания с учетом этой пока еще неясной перспективы.

Планы на будущее не могли пользоваться приоритетом по сравнению с потребностями текущего дня. В отчаянных усилиях спасти Голландскую Индию и Сингапур в конце декабря 1941 года из Индии на Яву был направлен генерал Арчибальд Уэйвелл, чтобы стать там первым союзным командующим. Объединенный англо-американский штаб в Вашингтоне тщательно разработал директиву создания этого командования в надежде, что совместные усилия могут породить чудо. Чуда у Уэйвелла не получилось.

Тем не менее при составлении этой директивы был получен ценный опыт. Впервые перед нами встала конкретная задача сформулировать положение о верховном командующем, которое обеспечивало бы как его полномочия в войсках, так и соблюдение фундаментальных интересов каждой участвующей страны. Мы сочли необходимым тщательно рассмотреть порядок обжалования и действий верховного командующего, и пределы его прав по руководству боевыми операциями, а также в отношении деятельности других видов вооруженных сил. Большое значение имела выработка процедуры, которой следовало придерживаться в случае возникновения серьезных разногласий. Мы еще в полной мере не оценивали суть союзного командования.

Никакое письменное соглашение о создании объединенного командования не сможет противостоять националистическим соображениям, если одна из договаривающихся сторон оказывается перед лицом бедствия, назревающего вследствие поддержки решений верховного командующего. Каждый военный руководитель в действующих войсках обладает прямой дисциплинарной властью над всеми подчиненными ему войсками своей национальности; любое неповиновение или иное нарушение наказуемо такими мерами воздействия, какие он сочтет нужными, включая отдачу нарушителя под суд военного трибунала. Однако любое государство не может предоставлять такие полномочия и права отдельному лицу другой страны. Только уверенность в нем может создать столь прочный авторитет союзному командующему, чтобы у него никогда не возникало тревоги по поводу отсутствия этой юридически фиксированной власти.

Успех принципа объединенного командования в конечном счете зависит от личности; государственные деятели, генералы, адмиралы и маршалы авиации — даже народы союзных стран — должны выработать в себе веру в концепцию единого командования, уметь признавать военную организацию и ее руководителя, которые претворяют в жизнь этот принцип. Никакие обязывающие инструкции, законы или обычаи не применимы ко всем компонентам, составляющим единое командование; только высокоразвитое чувство взаимного доверия может разрешить эту проблему. Возможно, что эта истина применима и в мирных условиях.

В течение первой военной зимы известия, поступавшие из восточно-индийского региона, были одно хуже другого, а военно-морской флот не располагал достаточными силами, чтобы предпринять крупную операцию. Каждое транспортное и грузовое судно, которое оказывалось в нашем распоряжении, немедленно отправлялось в юго-западную часть Тихого океана. Но этих судов было так мало!

Транспортировка личного состава без тяжелой боевой техники не требовала особо тщательных приготовлений, если имелись в наличии быстроходные суда. Последние полагались только на свою скорость при защите от возможных нападений со стороны подводных лодок. Для переброски войск англичане дали нам несколько крупных и самых быстроходных пассажирских судов, в том числе судно "Куин Мэри".

Однажды мы отправили это судно из восточного порта в Соединенных Штатах без эскорта в Австралию с 14 тыс. солдат и офицеров на борту. Если бы подводной лодке удалось подобраться к нему достаточно близко и атаковать его, это было бы для нас самой тяжелой трагедией. Но мы считали, что даже если одна торпеда попадет в судно, то оно, вероятно, сохранит способность двигаться с достаточной скоростью, чтобы уйти от любой вражеской подводной лодки. Однако такие расчеты не могли дать гарантий, что это судно благополучно дойдет до места назначения.

Во время этого рейса "Куин Мэри" должно было зайти в один бразильский порт для заправки топливом. Мы пришли в ужас, когда перехватили радиограмму одного итальянца из Рио-де-Жанейро, который сообщал итальянскому правительству о нахождении там этого судна и о направлении его следования. Следующую неделю мы жили в страхе, опасаясь, что державы «оси» могут установить на пути движения судна в Южной Атлантике такой заслон из подводных лодок, что ему будет невозможно полностью избежать встречи с вражескими подводными лодками. Я не помню, знал ли в то время генерал Маршалл об этом случае, но такие вещи мы старались скрывать от него, когда это было возможно. Не было смысла забивать ему голову тревогами, с которыми мы сами были вынуждены ложиться спать. У генерала было достаточно и своих забот.

В начале января 1942 года начальник штаба армии США объявил о своем решении реорганизовать военное министерство в интересах успешного ведения войны. Предвидя, что военное министерство в том вида, в каком оно было создано по законам мирного времени, не сможет выдержать напряжения длительной и ожесточенной войны, он еще за год до этого поручил полковнику Уильяму Гаррисону изучить организационные слабости военного ведомства и изыскать пути их устранения. Исследование этого вопроса завершилось к началу зимы, и в опытном порядке был одобрен соответствующий план, однако нападение на Перл-Харбор задержало его осуществление. Задача фактической реорганизации теперь была возложена на генерал-майора Джозефа Макнерни, человека с аналитическим складом ума и с непреклонной волей администратора, способного, безжалостно выкорчевывая укоренившийся бюрократизм, упростить, сделать более гибкой систему управления войсками.

В то же время было очевидно, что на уровне военного министерства должен быть создан какой-то орган, который мог бы собирать и сосредоточивать всю стратегическую информацию, а после принятия генералом Маршаллом решений на основе этой информации такой орган мог бы заниматься претворением их в жизнь. Другими словами, этот орган должен был стать личным командным пунктом начальника штаба армии. Поэтому в генеральном штабе вместо управления военного планирования, в котором 16 февраля я стал преемником генерала Джероу и одновременно был назначен помощником начальника штаба, было создано оперативное управление. 9 марта я уже вступил на должность первого начальника этого управления и вскоре получил временное звание генерал-майора.

Как мне помнится, тогда я был слишком занят работой, чтобы выбрать время и поблагодарить генерала Маршалла за повышение меня в воинском звании, которое в наших предвоенных условиях фактически представляло собой вершину военной карьеры.

В системе военного министерства поразительно мало внимания уделялось разведке, что препятствовало всякому конструктивному планированию.

Одним из наших жалких жестов в этом направлении было содержание военных атташе в большинстве столиц иностранных государств, а поскольку государственных средств на оплату необычных расходов должностных лиц такого рода не выделялось, то на должности атташе можно было назначать только офицеров с независимым материальным положением. Как правило, это были достойные и обеспеченные люди, но многие из них не знали даже азов разведывательной работы.