Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта

Винтер настаивает на том, чтобы мы поскорее вернулись обратно. Мы ушли из нашего блиндажа примерно час назад. Вахмистру нужны боеприпасы, которые загружены на наши машины. С нами должны пойти еще пять человек. Когда мы отправляемся в путь, русские обрушивают на это место шквальный огонь. Мы бежим вперед, делая редкие короткие остановки.

Запрыгиваем в грузовики и садимся на пустые ящики из-под патронов. Впереди, ближе к кабине, лежит тело мертвого солдата, которого мы забрали с собой. Обратно мы, скорее всего, поедем другой дорогой. Водитель говорит, что мы отправимся через деревню Песчанку, мимо другого колхоза, к Ваваровке. Так будет ближе. Из-за сильных морозов дороги сделались удобными для проезда. Однако прежде всего нам нужно выбраться из городских развалин. Время от времени наши машины попадают в ухабы, и мы едва не вываливаемся из кузова. Приходится крепко держаться за борт. Ящики скользят по полу и ударяют нас по ногам. Пусть ехать неудобно, думаю я, но лучше ехать так, чем застрять в какой-нибудь воронке и стать жертвой вражеского огня. Скорее бы выбраться отсюда!

Застреваем в глубоком окопе, вылезаем и помогаем вытолкнуть наш грузовик. Проезжаем мимо других машин, в том числе и легковушек, в которых едут офицеры. Дорога становится более ровной.

— Далеко еще ехать? — спрашиваю я у санитара, который приподнимает край брезента и выглядывает наружу.

— Еще несколько километров, — отвечает тот.

В следующее мгновение раздается шум, похожий на раскат грома. Кажется, будто мир вот-вот расколется пополам. Бросаюсь к задней части кузова и приподнимаю брезент. Вижу жуткую картину. Кюппер присоединяется ко мне и, удивленно раскрыв рот, смотрит на происходящее. Зрелище можно было бы считать величественно-прекрасным, если бы не зловещий рокот и постоянные взрывы, напоминающие о том, что в эти минуты, наверное, погибают тысячи людей.

Небо над Сталинградом освещено ярким заревом. От земли поднимаются клубы серо-белого дыма. В небо высоко вздымаются языки пламени. Предрассветную полутьму освещают мощные лучи прожекторов. В небе, должно быть, очень много самолетов. Бомбы дождем поливают обреченный на смерть город. Бесконечные взрывы сливаются в монотонный гул, усиливая сходство Сталинграда с адом. Серое небо вспарывают трассирующие снаряды зенитных установок. Два самолета вспыхивают адским пламенем и горящими факелами падают на землю.

Это настоящее безумие — там никто не сможет остаться в живых! И все же… Даже в преисподней найдутся такие, кто постарается любой ценой сохранить жизнь. Более того, они попытаются не только защитить себя, но и дать отпор врагу. Подтверждение этому состоит в следующем — после каждого артобстрела враг снова начинает контратаку и иногда даже захватывает часть земли, хотя, как правило, его отбрасывают назад, где он находился до того. Начиная с сентября, когда немецкие войска вышли к Волге и ворвались в Сталинград, бои в городе идут именно таким образом. Однако из-за стойкого сопротивления его защитников частям вермахта приходится прятаться среди развалин домов.

Возвращаемся в свой блиндаж незадолго до полудня. Вдали слышны разрывы бомб и снарядов. Но теперь я по-другому воспринимаю эти звуки. Мне понятно, что сражение за Сталинград обернется настоящей катастрофой. Бои в этом городе на Волге — своего рода суровое предупреждение всем тем, кто пока находится в тылу и тратит бесценное время на бессмысленное благоустройство своих зимних квартир.

Сегодня 17 ноября 1942 года. Вчера выпал первый снег, и теперь вся степь покрыта белым пушистым ковром. Кажется, будто снег приглушает все звуки, даже звуки выстрелов, доносимые до нас ветром, как будто сделались тише.

Прошлой ночью из Сталинграда вернулись несколько солдат. Я с радостью отметил, что вместе с ними и штабс-ефрейтор Петч. Очевидно, на передовой от него было мало пользы из-за состояния его нервной системы.

Часть понесла новые потери. В их числе тяжелораненый унтер-офицер Зейферт, у него в ноге крупный осколок. По словам одного из солдат, Домшайду сильно повезло. Взрывной волной с него сорвало каску и порезало ремешком подбородок. Это невероятное везение, потому что стоявшего в паре метров от него солдата разорвало на части. Его собирали буквально по кускам, которые затем положили на плащ-палатку.

Вечером разговаривали с Мейнхардом о боевой обстановке и о том, как она может повлиять на нас. В основном делились слухами, предположениями и надеждами на то, что обстоятельства сложатся в нашу пользу. Он опять выпил, — я чувствую исходящий от него запах спиртного — и сделался более разговорчивым. Вариас трется спиной о столб и производит такой громкий шум, что мы оборачиваемся и смотрим на него. Мы все давно пользуемся порошком от вшей и стараемся как можно чаще кипятить подштанники, но это приносит лишь временное облегчение. Вши неистребимы и вездесущи.

Зейдель наталкивается на какого-то солдата, падающего на пол, и помогает ему встать на ноги. Извиняется за свою неловкость. Мы раньше никогда не видели этого солдата с шевроном на рукаве. Но прежде чем кто-нибудь успевает что-то сказать, Мейнхард рявкает:

— Эй, Свина, откуда ты здесь появился? Я думал, что ты на передовой вместе с остальными.

Солдат с шевроном хватает себя за горло и хрипит что-то неразборчивое. Он — приземистый коротышка. Его горло обмотано шарфом, а пилотка натянута на голову так низко, что ушей не видно. Он подходит к сидящему за столом Мейнхарду, и мы провожаем его любопытным взглядом. Когда незнакомец снимает пилотку, мне кажется, что все вокруг начинают ухмыляться. Я чувствую, что и мои губы начинают растягиваться в глуповатой улыбке.

Имя Свина вызывает в памяти образ хрюкающего создания, мяса которого мы не ели уже довольно долго. Сходство с домашним животным усиливается мясистыми, розовыми щеками, крошечными красными глазками под щетинистыми белесыми бровками. У него круглое добродушное, почти комичное лицо с копной светлых непокорных волос.

Свина протягивает руку Мейнхарду, затем показывает на обвязанное шарфом горло и еле слышно поясняет:

— Горло болит, с трудом могу говорить. Вахмистр Ромикат отправил меня в тыл для выздоровления.

— Это очень благоразумно с его стороны. Ты давно уже здесь? — спрашивает Мейнхард.

— Что? — хрюкает Свина, по-птичьи вытягивая голову.

Мейнхард подтягивает его за руку к себе и говорит ему прямо в ухо.

— Ты давно уже здесь?

— Около часа. Мне нужно было попасть в 4-й эскадрон, но грузовик сломался. Пришлось ждать целый день, прежде чем нам прислали тягач.