Евгений Муляров - Джуна

Возможно, подобные мысли или чувства при­вели ее на порог обыкновенного детского сада. Заботиться о тех, кому ты нужна? А кому за­бота нужна больше всех, как не детям? Ведь она и сама только недавно была ребенком, едва ли не вчера, когда забиралась, уставшая, продрог­шая, одинокая, в чужую постель, выброшенную из дома.

Ночлег на постели мертвеца стал, кажется, той инициацией, которую обязательно проходит любой человек, чтобы стать посвященным. Ини­циацию обязательно проходит будущий маг. Джуна словно породнилась с миром мертвых.

А думала она о живых. И о себе в том числе. Надо жить дальше. Надо иметь хоть кусок хлеба и крышу над головой, а для этого необхо­димы деньги. Разнося телеграммы, заработаешь или на хлеб, или на угол. На то и другое денег при всем желании никак не хватит. Зато возле детей всегда можно прокормиться, еда обяза­тельно остается.

Так и вышло. Когда она поступила на работу ночной няней, появилась возможность доедать остатки детской пищи, а также крыша над голо­вой. Хотя спать приходилось урывками, а иногда и вовсе не получалось сомкнуть глаза ночь на­пролет.

Заведующая, словно о чем-то догадываясь, перед тем как принять на работу, задала один- единственный вопрос: сколько ей лет? Пришлось прибавить чуть ли не два года и сказать, что ис­полнилось шестнадцать, а метрическое свиде­тельство находится в милиции, где ей сейчас оформляют паспорт.

Но ложь во имя выживания, когда никому от нее не становится хуже, вполне простительна. Удавалось не только доедать остатки детской пищи — по утрам Джуна снимала пробу с при­готовленного завтрака. А спустя некоторое время стало совсем хорошо. Старательную ня­нечку перевели работать на кухню, в качестве повышения по службе.

На деньги можно было снять даже комнату. Приработок Джуна не бросала, разносила теле­граммы, теперь только срочные. Работа ночная. После вечерней школы надо спешить на почту, а потом с телеграммой порой идти через весь Армавир, пешком, в темноте, километр за кило­метром.

Случалось разное. Несмотря на свое бесстра­шие по отношению к мертвым, живых Джуна опасалась, с ними наладить отношения куда труднее, у них иные законы. Как-то ночью шла она по высокому речному обрыву, и вдруг на­встречу из ночной тьмы вынырнули несколько взрослых парней. Могло произойти что угодно. И, почувствовав внезапный прилив страха, Джуна прыгнула с обрыва. Не разбилась, даже не поранилась. Спряталась в песчаную яму и там затихла. А перепуганные парни всматривались в глубь обрыва, пытаясь разглядеть, куда девалась девчушка.

Встретились они через некоторое время со­вершенно случайно на танцплощадке. Обрадова­лись парни — жива осталась, не разбилась, не покалечилась. Оказывается, они искали ее, даже в милицию заявили о случившемся. И девушку разыскивали уже представители закона. Дума­ли — утонула, водой унесло, ведь на берегу ни следа. А парням так понравилась молоденькая «утопленница», что двое в нее влюбились. Ко­нечно, не слишком крепка юношеская любовь, зато порывиста и вспыльчива: кто станет прово­жать девушку домой, иногда решалось кулачным поединком.

Начиналась юность. Призвание ощущалось смутно, однако главное было ясно — оно суще­ствует. И все же путь в медицину заказан. Джуна чувствовала, что ее способности вряд ли оценят в каком-либо учебном заведении. А как же слова отца о ее предназначении? Она должна лечить людей. Необыкновенный дар природы надо использовать. В мире столько страждущих, которые ждут прикосновения ее целительных рук.

Джуна решила отправиться в Ростов и там поступить в кинотехникум. Не о карьере актри­сы она мечтала, не о профессии режиссера или оператора. Она станет киномехаником. Странно?

Странно. На первый взгляд.

Если посмотреть внимательнее, то в по­ступках любого, даже самого обыкновен­ного, человека можно разглядеть не только первый — самый очевидный, но и вто­рой, и третий, и какой угодно еще смысл.

В поступках же такого необычного человека, как Джуна, самые прозаические намерения и желания вдруг освещаются особым светом, в них проглядывает будущее предназначение, а если и не оно само, то догадка о своем будущем не­обычном призвании.

Отзвенел последний и такой тоскливый школьный звонок. Бывшие ученики распроща­лись со школой. Перед каждым из них встал выбор: что же делать дальше, какую дорогу вы­брать? Джуна поступила самым неожиданным образом.

Куда пойти учиться сельской девушке? Веро­ятно, в техникум, чтобы получить среднее специ­альное образование. Но какое? О медицине и о призвании врачевателя и речи быть не могло, не­смотря на то что она всегда помнила слова отца о том, что ее предназначение — прикосновением руки залечить рану, унять боль. Ни о медицин­ском училище, ни об институте, где обучают бу­дущих врачей, она и не помышляла.

Почему? Да потому, что ее дар был слишком необычен. Это не манипулирование множеством блестящих инструментов и приспособлений, ко­торыми пользуется хирург, это даже не про­стенький чемоданчик медсестры или фельдшера, в котором хранится все необходимое на самый первый случай — шприц, нашатырный спирт, вата. У нее были только ее руки и отсутствовала необходимость в дополнительных приспособле­ниях. Но кто поверит ей? Кто поддержит, если она сама не могла поверить в свое собственное будущее? Нет, слишком рационален XX век! И слишком серое, приземленное время — самая середина шестидесятых годов.

Итак, Джуна сделала свой выбор. Она реши­ла поехать в Ростов, поступить в кинотехникум и выучиться на киномеханика. Как? Почему? Загадка, да и только. Привлекательная девуш­ка... Если уж невозможно воплотить в жизнь то, к чему она чувствовала истинное призвание, то могла бы попытаться поступить в любой другой техникум, например в педагогический, библио­течный... Да в какой угодно. Хоть в пищевой. Учительница начальных классов, воспитательни­ца детского сада, библиотекарь, клубный работ­ник, повариха — профессии скромные, отнюдь не денежные, но по крайней мере привычные, обыденные. И вдруг киномеханик...

Совсем не те времена, будь это лет на двад­цать раньше — сразу после войны, — совсем иное дело! Какой ореол романтики имела работа киномеханика! Человек из темной будки в конце зала показывал людям волшебные картины. По­казывал то, чего вовсе и не было на земле, но как хотелось, чтобы это было!

Целлулоидная лента шуршала, а иногда рва­лась, чуть дрожал, вспыхивая и погасая, луч света, на экране появлялись кадры мирной, сытой, обеспеченной и веселой жизни. А если фильмы были о войне, то герои ни в коем слу­чае не погибали. Они обязательно побеждали. Героический разведчик добывал секретные до­кументы, заодно прихватив и вражеского гене­рала, веселые герои обороняли свое беспокой­ное аэродромное хозяйство. Влюбленные обяза­тельно встречались в назначенное время — в шесть часов вечера после войны. А уж трофей­ные ленты!! Их и вовсе не с чем сравнить, чего стоят одни названия — «Большой вальс», «Девушка моей мечты», «Судьба солдата в Америке»...