Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона

— Если хочешь, мы разведемся, и ты женишься на ней, — смиренно промолвила Тижи.

— Жениться на звезде мирового масштаба с ее гигантскими гонорарами?! Ха, я бы женился, если бы, будучи, по сути, голодранцем, согласился бы стать мистером Беккером… Но я не альфонс. И, кроме того, люблю свою жену.

Во время страстного поцелуя с Тижи он думал о том, что серьезно запал на Жозефину и готов был порвать отношения с женой, лишь бы не терять страстные объятия мулатки. Он сделал Беккер предложение руки и сердца, но она лишь рассмеялась огромным ртом, полным крупных белоснежных зубов. Надо было спасаться бегством.

— Дорогой… — Тижи вынырнула из поцелуя с затуманенной головой. — Давай уедем… Не надолго. Я устала.

— Отлично! Давно хочу к морю, в деревню, в глушь! Где женщины, даже у воды, сидят замотанные по горло. И ни одной голой задницы!

Тижи удалось выгодно продать свою картину и Сименоны уехал на остров Экс, плавающий в средиземноморской сини у побережья Ла- Рошели. Сим изо всех сил старался забыть Жозефину.

Они встретятся спустя тридцать лет в Нью — Йорке, как признается Сименон, «будучи по–прежнему пылко влюбленными друг в друга»

Потом супруги несколько месяцев проводят на маленьком островке Поркероль, сохранившим быт рыбацкой деревни. С тем же удовольствием, с каким погружался в парижскую богему, Сим проводит вечера в рыбацкой таверне, играет с пропахшими рыбой, краснолицыми богатырями в шары, меряется силой в «железной руке» с крепкими нормандцами. Его берут с собой в море — крепкий парень оказался ловким и своим в доску, живо переняв манеры и жаргон рыбаков. У Сименона возникает идея — не сидеть больше в Париже, а объехать Францию по рекам и каналам.

Удивительно переменчивый Сим! Желание прожить много жизней не простая декларация. Он часто без видимых причин менял места жительства, отправлялся в путешествия, обустраивал новые «гнездышки», увлекался рыбной ловлей, садоводством, строительством, воспитанием детей и многим другим, что подворачивалось под руку. Постоянным в любых условиях оставалось лишь одно — восемьдесят страниц в день! Он писал, словно приговоренный к пожизненному исполнению неких, принятых на себя обязательств. И ни при каких обстоятельствах не хотел и не мог избавиться от этого «клейма и проклятья». Писательство стало для паренька из Льежа, не промыслом, позволяющим без особого напряжения зарабатывать деньги, а призванием. Некто призвал его для исполнения писательского долга, и он пошел по предназначенному ему пути. А с того момента, как он позволит себе заняться «серьезной литературой», писательство превратилось в настоятельную душевную потребность.

«Я спрашивал себя: почему? Почему я всю жизнь таскал с собой пишущую машинку? Почему у меня регулярно возникало чувство, что окружающий мир становится пресным и я убегал из него в вымышленный? В чем причина?

Деньги? Решительно нет. Деньги меня не интересовали.

Слава? Я не тщеславен. Слава меня не волновала.

Почести? Я абсолютно равнодушен к ним.

Просто у меня не было выбора. Как только я начинал писать, мною овладевала своего рода лихорадка. Она порабощала меня, лишая свободы воли. И я продолжал писать. Не потому, что хотел этого, даже не потому, что был вынужден содержать семью, а потому, что если перерыв между двумя романами слишком затягивался, я чувствовал себя словно в вакууме. Как наркоман, внезапно лишенный привычного зелья» Это признание Сименон сделал в конце пути, когда он смог убедиться, что деньги, слава и почести для него — пустой звук. Но вначале они так манили его!

«Мы много путешествовали. Мы срывались с места внезапно. Мы внезапно возвращались, — рассказывала Тижи. — В 1929 году целью нашего путешествия были Нидерланды, а шесть лет спустя — весь мир! Нью — Йорк, Таити, Южная Америка, Индия… Сименон сбежал из Парижа сумасшедших лет, охваченного предвоенной лихорадкой, из Парижа, в который, казалось, он врос всеми корнями. И вдруг — труба зовет! В путь!»

Небольшой катер отправился в плаванье. На борту, кроме капитана, Тижи и Буль, огромный датский дог Олаф. На палубе палатка, где спит Буль. А с утра — это кабинет писателя, в котором устраивается раскладной столик и шаткий «туристический» стул. На буксире катер тянет байдарку, нагруженную продуктами, одеялами, кастрюлями. Напечатанный текст Сименон отправлял в издательства в толстых конвертах из каждого почтового отделения прибрежных населенных пунктов. Нескончаемый поток бандеролей.

В 1927 году под псевдонимом Жорж Сим он наводнял редакции газет и журналов своими репортажами, публиковал рассказы и эссе, романы разных жанров. Когда один из его издателей задумал открыть новую газету, он пригласил в ресторан этого литературного феномена для разговора:

— Слушай, Сим, ты сидишь у себя комнате, и каждый день совершаешь втихаря, по сути, цирковой трюк — производишь тексты, словно печешь пирожки.

— Они вскакивают из меня сами. Я только успеваю барабанить пальцами.

— Вот это я и задумал использовать в рекламе своей новой газеты. Блестящий ход! Представь, неподалеку от Мулен Руж мы сооружаем стеклянную клетку и в нее сажаем тебя с твоей машинкой.

— Кто же поймет, чем я там занят?

— Ты будешь писать новый роман для моей газеты — с чистого листа и до конца. И все на глазах собравшейся толпы. Разумеется, наш человек у клетки будет выразительно объяснять толпе, что происходит.

— Толпе?

— Вокруг твоей клетки непременно соберется толпа.

— Извини, а покурить, отлить? С этим как?

— Потерпишь, — отмахнулся издатель. — Главное — реклама твое фантастической одаренности и приличный гонорар, который я тебе за этот подвиг плачу.

— Ну, если так… — Сим вздохнул, — можно и потерпеть.

Этот замысел еще задолго до воплощения настолько оброс слухами, что превратился в легенду: вплоть до начала второй мировой войны многие уверяли, что «своими глазами» видели Сименона в стеклянной клетке, с безумной скоростью барабанившего по машинке, хотя этой идее не суждено было осуществиться. Новая газета обанкротилась прежде, чем смогла пустить в ход забавный рекламный трюк.

Путешествие на катере только разожгло страстью к морю. Сразу по возвращению в Париж Сименон заказал судно по собственным чертежам. Он погрузился в «Учебник капитана каботажного плаванья», учился пользовать компасом и секстантом, ежегодником приливов и отливов и многим другим вещам, обязательным для капитана крупного судна со сложным маршрутом. Судно получило название «Остгот». На нем имелись два мотора и даже угольная печка, на которой Тижи предстояло готовить два года. Сменон признается, что вспыхнувшая у него любовь к морю, может приравняться только к его любви к женщинам. Однако, как ни странно, оба эти увлечения никак не влияли на норматив писательской продукции.