Павел Белов - За нами Москва

Вечером 24 июня все назначенные к отправке собрались на партизанском аэродроме. Медленно наступали поздние летние сумерки. В лесу на разные голоса распевали птицы. А где-то неподалеку шел бой. До слуха доносились приглушенные расстоянием пулеметные очереди, разрывы мин и снарядов.

В воздухе загудели наши У-2. Машины одна за другой приземлились на посадочной площадке. Началась погрузка.

Мне хорошо запомнилось, как мы перелетали через линию фронта. Внизу мелькали огоньки выстрелов, тянулись цветные нити трассирующих пуль, ярко вспыхивали разрывы. То там, то тут загорались ракеты.

Приземлились мы на одном из аэродромов 10-й армии. Командир и комиссар авиационного полка встретили нас у самолета и повели в деревню, где была приготовлена квартира.

Сколько раз во время выхода из рейда мечтал я о том, как отосплюсь на «Большой земле», в спокойной обстановке! Но в эту первую ночь я так и не смог заснуть. Не спал и Щелаковский. Месяцы, проведенные в тылу врага, приучили нас быть всегда настороженными, обострили восприимчивость нервной системы. Слух привык к выстрелам, взрывам, к гулу вражеских самолетов. А тут царила тишина. Лишь изредка раздавался знакомый рокот мотора У-2, не вызывающий беспокойства.

Мы со Щелаковским ворочались с боку на бок, разговаривали, курили. Наконец, поняв, что уснуть не сможем, встали и отдернули занавески окон. На улице было уже совсем светло. Пока мы брились и умывались холодной колодезной водой, гостеприимные хозяева приготовили завтрак.

Командир авиационного полка доложил мне, что посадочная площадка была занята гитлеровцами сразу после того, как улетели мы со Щелаковским, и совершить второй рейс в тыл врага самолеты не смогли. Поэтому часть командиров, назначенных к эвакуации, осталась у партизан. Эта новость огорчила нас. Мы ясно представили себе, что происходит сейчас в дивизии Галюги. Немцы, обозленные тем, что гвардейцам и парашютистам удалось уйти из вражеского кольца, теперь всеми силами обрушатся на партизан. И те вряд ли смогут устоять под натиском регулярных фашистских войск.

Впоследствии я узнал, что партизаны несколько дней вели очень тяжелые бои с немцами. Дивизия Галюги ушла в другой район и продолжала действовать в их тылу. А о самом Галюге длительное время ничего не было известно. Лишь после окончания войны мы встретились с ним в Ростове-на-Дону. Он был тяжело ранен в бою и захвачен немцами. Ему с трудом удалось выжить в фашистском плену.

Командир авиаполка, принесший известие о положении в партизанской дивизии, передал также нам, что Военный совет 10-й армии приглашает Щелаковского и меня на завтрак. За нами прибыла легковая машина.

Алексей Варфоломеевич всю дорогу молчал, сосредоточенно морща лоб.

- О чем задумались? - спросил я.

- Как-то наши сейчас? - вздохнул Щелаковский. - У меня такое ощущение, будто все еще нахожусь за линией фронта. Никак не могу перестроиться на новый лад.

Военный совет 10-й армии размещался в лесу, в добротных полуземлянках. Командующий армией генерал-лейтенант В. С. Попов, мой старый знакомый, встретил нас очень радушно и рассказал, как на участке его армии прорвался через линию фронта наш первый эшелон. Сам старый кавалерист, он с восторгом отозвался о мужестве конногвардейцев.

- Главное - коней не бросили, не оставили своих верных друзей! И через траншеи, и через проволоку, и через минные поля их провели! Были такие удальцы, которые всю оборонительную полосу преодолели, не слезая с коней. Так и въехали верхом в наши боевые порядки. Ей-богу, Павел Алексеевич, порадовали они меня, - говорил Василий Степанович.

Он показал нам радиограмму командующего Западным фронтом: нам со Щелаковским предлагалось немедленно вылететь в штаб фронта. Самолет уже ожидал нас.

Члены Военного совета фронта интересовались обстановкой на оккупированной территории, партизанским движением, моральным состоянием частей. По нашему ходатайству Военный совет разрешил предоставить бойцам, вернувшимся из рейда, трехдневный отпуск для поездки на родину, а тем, чьи родные места заняты врагом, отпуск при части.

Сразу же из штаба фронта мы со Щелаковским отправились под Калугу, во второй эшелон корпуса. Как я уже упоминал, близ Калуги из людей, которые не пошли в рейд, и из полученного пополнения, по существу, был заново сформирован корпус. В него влились также бойцы и командиры, эвакуированные нами по ранению из вражеского тыла. Вылечившись в госпиталях, они возвратились в свои части.

В состав корпуса, кроме 1-й и 2-й гвардейских кавалерийских дивизий, входила теперь еще и 7-я гвардейская кавалерийская дивизия, которой командовал участник рейда генерал-майор Михаил Иосифович Глинский, бывший командир расформированной 41-й легкой кавалерийской дивизии.

Проведя в штабе несколько часов и выслушав моего заместителя генерала М. Д. Борисова и начальника штаба полковника Заикина, мы поехали в деревню, где стоял один из полков 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. На окраине деревни я увидел между сараями и ригами группы конногвардейцев, прорвавшихся из немецкого тыла. Их сразу можно было узнать по выцветшим гимнастеркам, по изношенному, не всегда форменному обмундированию, по обветренным лицам. Мы подъехали к ним.

Больше двухсот бойцов и командиров окружили нас с комиссаром. Они рассказывали о том, что пережили, в каких передрягах довелось побывать. Мы поинтересовались, как кормят бойцов и почему они до сих пор не получили нового обмундирования. На эти вопросы никто не ответил, люди смущенно молчали.

Подошел командир полка подполковник Коровин, израненный и перевязанный. Он пожаловался, что все вернувшиеся из рейда оказались чуть ли не лишними - части укомплектованы и без них. Бойцы не имеют продовольственных аттестатов, и на довольствие их не зачисляют. Сам Коровин тоже оказался не у дел, полком командует кто-то другой, назначенный на эту должность, пока Коровин был в рейде. То же самое произошло с комиссаром полка, с командирами эскадронов и политруками.

Мы со Щелаковским поблагодарили бойцов за их мужество и верную службу, объявили, что все они получат отпуск и гвардейское денежное содержание за пять месяцев.

В течение дня мы побывали еще в нескольких полках. Вечером, вернувшись в штаб корпуса, отдали приказ о зачислении всех вернувшихся на «Большую землю» в свои полки на те должности, которые занимали во время рейда.

А из вражеского тыла продолжали организованно выходить наши части и небольшие отряды. Оттуда прорвались подполковник Кононенко и батальонный комиссар Лобашевский со штабными подразделениями. Кононенко был ранен в ногу, но рана, к счастью, оказалась не тяжелой. Пролежав месяц в госпитале, он снова приступил к исполнению служебных обязанностей.