Варвара Самсонова - Дочь Сталина

Светлана знала, что Катин муж недавно умер, стало быть, дочери приходилось очень нелегко. Странно, что она сетует на неблагодарность Екатерины, не написавшей ей «спасибо» за греческое платье, которое Светлана послала Анюте. Неужели греческое платьице могло загладить годы невнимания, пусть вынужденного, годы Катиного сиротства?

Как бы то ни было, она продолжала посылать дочери любящие послания на Камчатку, на которые больше не было ответа. Она, к несчастью, так ничего и не захотела понять.

«Я перестала понимать самые основы человеческой души, — сетует она в «Книге для внучек». — У меня были очень хорошие старшие дети, мы жили без конфликтов, присущих многим семьям, и именно от них невозможно было принять подобную перемену. Сама не знаю почему, но я так верила, что уж мои-то сын и дочь поймут все мои действия, мой побег и всю мою жизнь, последовавшую за ним, куда лучше, чем кто-либо «посторонний». И невозможно мне до сей поры понять, почему именно они-то и оказались наихудшими жертвами всей клеветы и пропаганды. Почему именно у них ничего не осталось в сердце от семнадцати лет нашего несравненного семейного счастья и взаимного понимания, которыми я так всегда гордилась и все последующие годы».

Закономерно, что, когда у Светланы не складывается личная жизнь, она устремляется к религии — но не к Вере, потому что в ней невозможно двоедушие.

Светлана ходит в православную церковь в Грузии, общается с католикосом, отстаивает службы и намертво молчит о том, что перешла в католическую веру. Плохая она христианка, католичка и православная, и длительное общение с католикосом ничего не может дать душе, насквозь пораженной двойственностью.

Разумеется, они с католикосом много говорили о ее отце.

«Я рассказывала ему то, о чем уже писала в «Двадцати письмах к другу», — этот последний жест умирающего, этот суровый взгляд, которым он обвел всех стоящих вокруг, показывая левой рукой с вытянутым указательным пальцем наверх. Это совсем не было обращено «к фотографии на стене» — как интерпретировал этот жест позже Хрущев (или тот, кто писал за Хрущева его официальные «мемуары»). Это был совершенно определенно угрожающий, наказующий жест с призывами Бога там, наверху, в свидетели… Поэтому некоторые, стоявшие близко к постели, даже откинулись назад. Это было страшно, непонятно. Потому что после нескольких дней затуманенного сознания оно вдруг на мгновение вернулось к нему и выражалось в глазах. В следующий момент он умер. Патриарх сказал, что именно в этом жесте — о котором он раньше не знал, так как книги моей не читал, — и было заключено, по его мнению, доказательство последнего обращения к небу».

Выслушав Светлану, католикос добавил:

«Грешник, большой грешник. Но я вижу его часто во сне, потому что думаю о нем, о таких, как он. Я вижу его потому, что молюсь о нем и могу войти с ним в контакт во сне. Я видел его осенявшим себя крестным знамением… Смотрите, что случилось с ним, когда он оставил Бога и церковь, растившую его для служения почти пятнадцать лет!»

Но ни пастырь духовный, ни появившиеся друзья, ни ощущение родины, которое подарила ей Грузия, не смогли удержать ее здесь. Минул год ее пребывания в Тбилиси, а она уже стала подумывать о том, как бы вырваться из Страны Советов.

Эти ее настроения совпадают с очередной переменой в руководстве страны. Умер долго болевший К. У. Черненко, весной Генеральным секретарем становится М. С. Горбачев. Наступает лето, в которое Светлана еще ничего не предпринимает.

Они с дочерью отправляются на курорт, на Черное море, любимое с детства. Ей хочется, чтобы и Ольге здесь было хорошо. И девочка как будто чувствует себя здесь как рыба в воде. Окруженная молодежью, она по-прежнему наслаждается ролью представительницы «свободного мира». Но отдых омрачает мысль, что со следующего года нужно посещать школу, сесть за парту — ей уже не разрешали заниматься дома.

Таким образом, тема возвращения на Запад начинает обсуждаться всерьез. Но только через полгода — в декабре — Светлана решилась написать письмо Горбачеву.

В своем письме она объяснила, что решение вернуться в Советский Союз было продиктовано горячим желанием воссоединиться с семьей. Но мечта ее не сбылась, с воссоединением ничего не получилось. И теперь у нее нет причин оставаться здесь. Она просит разрешения на выезд из СССР.

Ответа не последовало, и Светлана, взяв с собой Ольгу, отправилась в феврале 1986 года в Москву.

Там она по совету своего бывшего мужа Григория Морозова обратилась к «высокому чину из КГБ, товарищу H.», как его называет Светлана, с просьбой выяснить, как отнесся глава государства к ее посланию.

Товарищ Н. был корректен, учтив, улыбался, приглашал Светлану к разговору «по душам», хотя прямого ответа на вопрос, получил ли Горбачев письмо, не дал.

 — Он знаком с его содержанием, — уклончиво сказал Н. — Ваша дочь может возвратиться в свою школу в Англии, это не проблема. Конечно, теперь она поедет туда как советская гражданка и будет приезжать к вам сюда на каникулы. Это все очень просто устроить. А вам следует жить в Москве. Ведь вы москвичка! Грузия — не подходящее место для вас. Ведь вы там никогда раньше не жили. Все ваши друзья здесь…

Светлана поняла, что именно таким будет официальный ответ.

Бессонной ночью, посасывая валидол, пытаясь унять бешено колотившееся сердце, она, лежа на диване в квартире своего брата Владимира Аллилуева, приютившего их с Ольгой, стала думать, каким образом им вырваться отсюда.

…По счастью, у нее имелось письмо американского консула в Москве, дошедшего до нее совершенно случайно — на гербовой бумаге, со всеми печатями. В этом письме консул подтверждал, что Светлана и Ольга являются американскими гражданами до тех пор, пока они сами не пожелают отказаться от американского гражданства в присутствии посла и под присягой.

С этим письмом в сумочке Светлана отправилась вместе с дочерью в американское посольство.

Их немедленно окружила милиция и проводила в будку для постовых. «Мы американские граждане, — стала объяснять Светлана офицеру милиции, — и нам необходимо увидеть американского консула, от которого мы получили письмо».

Офицер взял письмо, ушел с ним куда-то, потом вернулся и попросил у гражданок их американские паспорта. Светлана ответила, что они находятся у консула, и офицеру пришлось довольствоваться Светланиным советским паспортом, в который была занесена и ее дочь. Он снова исчез, и после долгих часов ожидания вместо офицера милиции явился начальник охраны посольства и предложил Светлане отвезти ее с Ольгой домой.