Журнал - РИО № 7 (23), июль 1988

Четвертого днем — как показало время, эта дата во-многом оказалась «роковой» — у меня состоялся пренеприятный разговор с одной барышней, в результате чего я получил полную свободу и с легким сердцем потрусил от улицы Пестеля, через мостики Фонтанки и Канала на Халтурина, а потом прямым ходом вылетел на Дворцовую.

Несмотря на то, что время близилось к пяти, никаких зримых признаков подготовки к концерту заметно не было. Самое подозрительное, не было ни милиции, ни кордонов или заграждений, которые нужно было бы преодолевать на подступах к сцене — а с тем, что это неизбежно, соглашались и оптимисты, и пессимисты. Более того, не было и самой сцены! На площади не было ничего — если не считать трибуноподобных конструкций у фасада Эрмитажа, Александрийского столпа, сотни обычных для этого времени туристов и примерно такого же количества волосатых, как бы ненароком собравшихся вокруг цоколя колонны.

Если честно, то надежда на то, что через пару часов здесь зазвучит "Black Magic Woman" — если и теплилась еще в глубине души — растворилась безвозвратно. Однако, зудящее желание убедиться в этом непосредственно, позлорадствовать над собственной доверчивостью и поехидничать над властями, которые, допустив "утечку информации", не позаботились о том, чтобы опровергнуть ее или как-то иначе погасить волну, вызванную ее «возбуждающим» характером оставалось. (Замечу мимоходом, что на всем протяжении дальнейших событий меня, как, вероятно, и прочих «сантаноманов», не покидало ощущение законности всех наших действий и смутная убежденность в том, что справедливое возмущение обманутых газетой (!) людей должно обрести конкретного адресата, который и "ответит за всё": "Меня научила мечтать свежая краска газет").

Естественно, и полшестого, и в шесть, и еще полчаса спустя на площади не переменилось ничего — за исключением, разве что, того, что толпа выросла во много раз и насчитывала — по некоторым оценкам — две с лишним тысячи человек! В ней, сплоченной и поначалу весьма миролюбивой, постепенно начали зарождаться очаги открытого недовольства. Раздались выкрики: "Нас обманули!", "Газеты врут!", "Сантану давай!". Потом кто-то предложил: "Надо пойти в редакцию и спросить, почему нас обманули?" Идея понравилась, ее пару раз выкрикнули над толпой и буквально через пять минут колонна рокеров, на ходу достраивая свои ряды, нырнула под арку Главного Штаба и пестрой лентой выкатилась на середину Невского.

Мы шли, аккуратно заняв одну из полос движения, крайне гордые своим первым самостоятельным волеизъявлением и по-настоящему осознавая свое не случайное единство. На подходе к Народному (б. Полицейскому) мосту колонну пополнила довольно большая группа меломанов, срезавших путь по набережной Мойки. Многие шли параллельно по тротуару, охотно отвечая на вопросы заинтригованных прохожих. Помню один из них: "А что, правда Бони Эм приезжают?" Проходя мимо Строгановского Дворца мы начали негромко, но дружно скандировать "Сан-та-ну! Сан-та-ну!" и в это время движение впереди застопорилось: я увидел что Невский на оси памятника Кутузову перегорожен тремя желтыми «Икарусами» и остается только одна дорога — через Казанский сквер, на набережную и… Так и поступили. А за Казанским нас уже поджидала милиция… Врать не буду, с голыми руками в атаку на ментов я не ходил. Ткнувшись в непроницаемый заслон, голова колонны откатилась назад, кого-то из нее выдернули на ходу выкручивая руки, потащили к воронкам. Некто в штатском без устали водил кинокамерой, снимая лица демонстрантов. Какие-то шустрые молодцы зашныряли в толпе, подозрительно косясь по сторонам. Колонна распалась на отдельные сегменты и начала быстро таять…

И все же, чуть меньше часа спустя, я снова оказался на Дворцовой. Теперь здесь уже никого не ждали. Кто-то, взобравшись на цоколь Александрийского столпа, пытался заменить собою Сантану. Кто-то перебрасывал над головами тарелочку-фризби. Кто-то пел. Кто-то пил. Кто-то дремал на ступеньках. Становилось скучновато, и мы с приятелем решили сделать круг по площади. Мы молча шли, с любопытством поглядывая по сторонам и даже не заметили, как пристроились в кильватер двум спортивного вида ребятам со стриженными под бокс затылками, которые двигались тем же курсом вокруг колонны. Они вполголоса переговаривались о чем-то своем — я не слушал, о чем именно, пока одна фраза — "Значит, начинаем ровно в восемь" — не зацепилась в моем сознании. Часы показывали без пяти, и мы продолжали идти, внутренне готовясь к любым неожиданностям. Подслушанная нами фраза не была случайной. Едва минутная стрелка достигла цифры «12», вся площадь пришла в движение. Из распахнувшихся подъездов Главного Штаба как тараканы посыпалась синие фуражки; из-под арки и со стороны Адмиралтейства борт к борту выехали ментовские газики, а от Певческого моста прямо на толпу двинулись поливальные машины какой-то особенной (или это только показалось?) конструкции.

В первое мгновение мы растерялись: даже ожидая каких-то репрессивных мер, мы не рассчитывали на такой поворот событий; как обложенные охотниками зайцы, мы панически заметались по площади, пока мощный поток воды в лоб не привел нас в чувство. Мы были в кольце: машины, менты, курсанты стояли сплошной стеной, не давая никаких шансов вырваться. И тут мой приятель не слова не говоря, схватил меня за рукав и потащил прямо к арке. Уже подбегая, я понял, что он придумал: газики стояли близко, но не совсем вплотную, между двумя из них щель была сантиметров сорок — в нее то мы и пролетели, еще через двадцать секунд смешавшись с толпой на Герцена.

Теперь мы могли наблюдать за происходящим "со стороны". Мы видели, как расправляются с теми, кто остался на площади — впоследствие стало известно, что им инкриминировалось либо "нарушение общественного порядка", либо "мелкое хулиганство".

Около оцепления то и дело вспыхивали мелкие стычки — пришедшие в себя рокеры пытались отбить своих. А на Адмиралтейском — от края и до края — стояли десятки армейских грузовиков, а в них солдаты внутренних войск. Прямо против фонтана молоденький связист развернул полевую радиостанцию и уже кричал что-то невидимому начальству. Грузноватый полковник в ожидании топтался перед ним. Между машинами сновали офицеры. И вот только в этот момент мне стало по-настоящему страшно — я понял, на какой роковой черте остановилось развитие событий… Вскоре мы разъехались по домам. Говорят, волнения продолжались до глубокой ночи.

Кто-то потом рассказывал про перевернутый трамвай, дымовые шашки, чуть ли не рукопашные бои в Александровском садике — не знаю, не видел. Но несколько дней спустя понял, что отныне смотрю на всё, что меня окружает, совсем по-другому. И еще понял, что имел в виду Леннон, когда говорил, что сон кончился.

На стыке мнений. — Невская заря (Всеволожск), 2.07.88.

Полемика между читателем А.П.Харниковым ("На концертах АЛИСЫ… музыки, как таковой, я не обнаружил. Шуму, реву, лязгу и прочей пиротехники было сколько угодно…") и автором статьи "АЛИСА: есть за что бороться!" (НЗ, 3.06.88) Д.Пановым. Об АЛИСЕ, «Смене», "Памяти" и Углове.

Садчиков М. Редкая группа крови. — Смена, 6.07.88.

Рассказ о группе КИНО. "Осенью 1983-го мы познакомились. Худой, под метр-девяносто, загадочно-молчаливый Виктор Цой вместе со своим Санчо Панса — гитаристом Юрием Каспаряном по моей просьбе пришли в редакцию. Но разговор не очень удался…"

Сеффер Я. (И.Рефес). Выброшенные денежки, или как не надо работать. — Рыбак Эстонии, 7.07.88.

О концерте 24.06.88 в Таллиннском Дворце культуры и спорта НАУТИЛУСА П., КАБИНЕТА, ИГР с Джоанной и АУКЦИОНА: "…Было не совсем ужасно. Так, нечто среднее между провалом и умеренной силы приветствием (? — РИО), хотя у переднего края сцены собралась публика, которой все равно, кто играет и что играется. Рокеры отчаянно пытались завести народ, но тот упорно не заводился… Звук был такой, что фонограмму концерта можно вполне использовать для глушения подрывных радиостанций… В середине выступления (АУКЦИОНА — РИО) отказал — в лучших традициях ленинградского рок-клуба — один из усилителей…"

Казаков Г. И вновь про рок в своем отечестве. — Комсомолец Татарии, 9.07.88.

О 6 Ленинградском рок-фестивале.

Трескин Э. "Поэт в России больше, чем поэт". Евгений Евтушенко отвечает на вопросы читателей «ВК». — Вечерняя Казань 11.07.88.

"Что хорошего вы нашли в Бобе Гребенщикове?

— Гребенщиков один из немногих профессиональных певцов, который является поющей личностью".

Годунова Е. Про «Кайф» и про жизнь. ВЛ, 12.07.88.

В.Рекшан: "Кайф появился благодаря целой цепи случайностей: я случайно написал, случайно возникла возможность напрямую дать прочесть главному редактору «Невы» Борису Николаевичу Никоскому, а тот как раз только что вернулся с пленума Союза писателей РСФСР, где об этом говорили и Василий Белов называл рок «сатанизмом». Никольский прочел и сказал: "Давай печатать".