Корюн - Житие Маштоца

Впрочем в маленьком труде Корюна имеется одно предложение, которое при той или иной интерпретации может привести к довольно веским выводам. В 15-ой главе своей "Истории" Корюн, повествуя о просветительской деятельности Маштоца в Иверии и об изобретении иверийских письмен, говорит, что он собрал и связал их божественными заветами и сделал их единым народом.

"Из них (т. е. отроков, собранных на учение) и я, недостойный, вступил в сан епископа; среди них первый Самуэл, муж святой и благочестивый, стал епископом при царском дворе"15.

Понимая текст настоящего отрывка в этом аспекте. многие арменисты армяне и европейцы, начиная с конца XVIII века по сей день, утверждают, что Корюн был возведен в сан епископа для иверов. Из числа этих ученых-арменистов упомянем здесь следующих: М. Чамчьяна, Г. Зарбадаляна, Б. Саргасяна. Г. Алишана и др., а известный арменист Г. Тер-Мкртчян (Миабан) откровенно пишет: "Мы знаем, что Корюн был епископом иверов или иверских армян, а по моему мнению, даже, быть может, ивером (грузином) или по крайней мере грузинским армянином... во всяком случае, трудно иначе понимать сказанное Корюном о себе"16. Такое толкование поддерживают и Алишан17, О. Торосян18, В. Фынтыглян19, Сарухан20, S. Weber21и др.

Особенно усердно настаивает на иверском происхождении Корюна известный знаток этого памятника Г. Фынтыглян. Не подвергая сомнению подлинность вышеприведенного отрывка, он приводит ряд интересных аргументов и доводов, подкрепляющих эту его гипотезу. Рассмотрим некоторые из них. Г. Фынтыглян заверяет, что и имя нашего автора - Корюн, что в переводе означает Львенок, вызывает некоторое недоумение. Это имя, весьма редкое среди армян до Х века, часто встречается в Иверии в виде Кирион, а потому он полагает, что форма имени Корюн является лишь, так сказать, перегласовкой иверского имени Кирион. Далее, по мнению исследователя, иностранное происхождение Корюна особенно заметно в тех случаях, когда он говорит об армянах, армянской стране, Армении и армянских общественно-политических деятелях. Никогда он о них не отзывается как о родной земле, "нашей стране", о "нашем царе или католикосе", "нашей Армении", а всегда говорит как о чужой стране, народе и т. д., в третьем лице. Лишь один раз в печатном тексте, иногда и в списках встречается *** - "ашхарс пайоц". что может означать и "наша армянская страна", "наша страна Армения", и "эта армянская страна", по, имея в виду единичный случай такого применения, скорее нужно это разуметь, как "эта армянская страна", или "эта страна Армения"; весьма часто встречаются выражения "о своем народе", "своя страна армянская", пекутся они (Саак и Маштоц) "о своем народе", "о своей стране", но не "о моем народе", или "о моей стране". Эту свою гипотезу он подкрепляет и такими рассуждениями, будто Корюн с пренебрежением говорит об армянской стране, о "беспризорных, беспорядочных местах" и "неисправимых местах Гохтна", находящихся "под влиянием языческих преданий и дьявольского поклонения сатане", перечисляет районы "с дикими нравами и звериными инстинктами" и т. д.

В почтенном исследователе вызывает недоумение и то обстоятельство, что Корюн, этот любимый ученик и сподвижник Маштоца, не принимал участия в работах таких соборов армянской церкви с участием светских властей, как в Шаапиване (443- 444 гг.) и в Арташате (449 г.). Впрочем это он без особого труда объясняет тем, что Корюн был рукоположен в сан епископа в Иверии и для Иверии, следовательно, находился там.

"Если признаем грузинское происхождение Корюна, - говорит он, - тогда без труда будет объяснено и его отсутствие, так как тогда не ощущалась бы необходимость приглашения его на собор, созванный для внутреннего благоустройства армянской страны"22.

У Фынтыгляна имеются и другие доводы, подтверждающие его гипотезу, но они носят второстепенный характер и нуждаются в дополнительном обосновании.

Некоторые из доводов упомянутого исследователя мало убедительны. Довод о том, что Корюн нигде армянскую страну, Армению и т. д. не упоминает как свою, родную страну, а всегда о ней говорит в третьем лице, как о чужой стране, и т. д. неубедителен, потому что он в таких же выражениях повествует и об Иверии, иверской стране, народе... Невольно возникает вопрос, почему же см и о "своей" родине повествует в третьем лице? Следует здесь вспомнить, что в первой половине V века некоторые армянские авторы об Армении к обо всем том, что касается армян, повествовали также в третьем лице, например, Фавстос Бузанл в своей "Истории Армении" и др.

Пренебрежительное отношение Корюна к нравам и обычаям некоторых районов Армении, якобы подтверждающее гипотезу нашего исследователя, также не может стать непреложным доказательством иностранного (грузинского) происхождения автора "Истории Маштоца". Ведь Корюн точно так же говорит и о нравах жителей иверских и агванских гаваров. В данном случае устами Корюна говорит патриот, любящий свою родину, отчизну, болеющий душой за родной народ. Разве не такими были и другие армянские писатели V века, в частности великий Мовсес Хоренаци. Вспомним его "Плач".

Далее. Отсутствие Корюна на армянских собоpax второй половины 40-х годов V века без труда можно объяснить и преждевременной смертью нашего автора...

Из всей аргументации Г. Фынтыгляна о грузинском происхождении Корюна самым веским является вышеупомянутый отрывок текста "Истории".

Впрочем и этот отрывок вызывает определенные сомнения. С конца прошлого столетия выдвинуты были разные конъектуры данного отрывка. Так. еще в конце 90-х голов известный филолог-арменист Норайр Бюзандаци категорически отверг подлинность его, "считая его, без сомнения, искаженным", и предложил следующую конъюктуру: *** - "из них (т. е. из учеников) нашлись достойные возвестись в сан епископа"23.

Конъектура Hорайра Бюзандаци24, несмотря на возражения Г. Фынтыгляна, дала импульс арменоведам-филологам для гиьых интерпретаций данного текста. Из них считаем необходимым отметить здесь мнения видных ученых, aрменистов-филологов: М. Абегяна25, Т. Авдалбекяна26, Н. Акиняна27. (Русский перевод сделан с конъектуры М. Абегяна).

Вопрос о происхождении Корюна еще не выяснен окончательно. Этот спорный вопрос удастся разрешить после академического издания текста Корюна со всеми разночтениями списков.

Из вышеизложенного не подлежит сомнению, что Корюн был любимым учеником и сподвижником Маштоца. Чему же обучались ученики в школах Маштоца и Саака? Разумеется, не только грамоте на армянском языке. В этих школах они изучали греческий, сирийский, возможно и персидский языки, библию и труды отцов церкви и, по всей вероятности, другие предметы, входящие в церковные школы периода раннего феодализма. Лучших абитуриентов школы отправляли в Сирию и Греции для усовершенствовани в науках и для переводов книг ил армянский язык. В числе первых учеников, отправленных в Сирию и Грецию, были Иосеп. Иоанн, Гзник, Гевонд, Корюн и другие.

4

По мере сил наших осветив жизненный путь нашего автора, перейдем к его литературному наследию.

Имеется ряд гипотетических теорий арменоведов-филологов, приписывающих тот или иной переводный, а иногда и оригинальный, национальный, но анонимный или сомнительный литературный памятник Корюну.

Современные филологи-арменоведы, точно так же выдвигая гипотезы о принадлежности того или иного оригинального или переводного памятник какому-нибудь автору,, обосновывают свою гипотезу данными текстологического, филологического характера: сходство стиля, однородность лексики. совпадение выражений, оборотов речи, иногда выявляемые в обоих сравниваемых памятниках общие места, даже дословные отрывки и т. д. В этом разрезе в отношении Корюна и его литературного наследия проделана большая работа арменоведами-филологами - Норайром Бюзандаци, Н. Акиняном, Г. Фынтыгляном и другими. Подобная текстологическая работа оказала весьма большую пользу в деле уточнения и исправления текстов древнеармянских памятников. Однако она не была в состоянии выявить и доказать авторство данного памятника.

Здесь не место заниматься разбором текстологических работ этого порядка. Мы рассмотрим, к тому же сжато, весьма ценный труд Норайра Бюзандаци о переводах Корюна28.

Маститый филолог Н. Бюзандаци, весьма тщательно изучив оригинальные и переводные памятники письменности первой половины V века, делит их на четыре группы, при этом тексты "Жития Маштоца" Корюна, "Истории" Агатангелоса, Фавстоса Бузанда, книг Маккавеев и предисловия, а также заголовок к "Деяниям апостолов", "Соборным посланиям", "Посланиям ап. Павла" и т. д. Эвтала Александрийского, по стилистическим особенностям выделил в "четвертую группу" учеников-переводчиков Маштоца, единственным представителем которых он считает Корюна. Таким образом, Корюн, автор "Жития Маштоца", является, по мнению его, одновременно переводчиком трудов Агатангелоса и Фавстоса Бузанда, книг Маккавеев и предисловий Эвтала Александрийского.