Я Минц - Патография Пушкина

"у Пушкина отмечаются частые вспышки неудержимого гнева, которые находили на него по поводу ничтожнейших случаев в жизни. Резко обозначалось противоречие между его повседневной жизнью и художественным служением; в нем было два Пушкина: Пушкин-человек, Пушкин-поэт". Hачальник его в Кишиневе получал безконечное число жалоб на "шалости и проказы" Пушкина; драки, дуэли и т. п похождения служили темой постоянных толков.

Этот период наиболее выраженный в патологическом отношении. Пребывание в Кишиневе отличается скандальной хроникой его жизни, и недаром биографы этот период обозначают как период сатанизма.

Анненков ("Вестник Европы", 1873-74. "О Пушкине по новым документам") по поводу кишиневского периода, касаясь найденной тетради с изображением чертей и "всяких гадостей," говорит: "Hадо быть в патологическом состоянии. чтобы подолгу останавливаться на производстве этого цикла" и относит эти произведения прямо к душевной болезни Пушкина. В свое время это мнение Анненкова вызвало резкое недовольство и протест среди поклонников Пушкина. Hекоторые же из петербургских журналистов в то время также были того мнения, что многие эскизы Пушкина изобличают такую "дикую изобретательность, такое горячечное свирепое состояние фантазии", что приобретают уже значение симптома душевной болезни. Другие же готовы были считать даже некоторые проявления его психики как симптомы душевной болезни. Вообще, кишиневский период характеризуется сильными приступами возбуждения, которые сопровождаются цинизмом, граничащим с парнографией, авантюризмом, скандалами, драками, дуэлями из за любовных приключений.

Вот несколько любовных скандалов: Пушкин был в связи с женой помещика Инглези.

Муж, узнав, запер ее в чулан, а Пушкина вызвал на дуэль. За этот скандал Пушкин был посажен его начальником Инзовым на 10 дней на гауптвахту. Жены кишиневских нотабелей Мариола Рали и Аника Сандулаки, по-видимому, были тоже в числе возлюбленных Пушкина. Можно думать, что у него была связь с Мариолой Баят, молодой супругой члена Верховного Совета Годараки Баята, но связь эта скоро прервалась. Красивая Мариола затаила злобу на Пушкина и преследовала его разными обидными намеками так, что он в конце концов вызвал на дуэль, а потом ударил по лицу ее мужа-почтенного и уже пожилого боярина. Это дело повлекло для Пушкина новое заточение под арестом (Цит, по Губеру. Дон-Жуанский список, стр.

69)

Приступы возбуждения кишиневского периода можно считать как один из наиболее сильных приступов возбуждения. Кроме того, в этот период возбуждения (а, может быть, и несколько раньше) примешивается и новый психотический компонент в развитии его психики, отчего маниакально-депрессивные состояния с этого времени получают несколько иную окраску, другой колорит, а потому кишиневский период надо еще считать и переломным в развитии его психики. Этот новый психотический компонент есть шизоидный компонент.

Тот "сатанизм", о котором говорят различные литературные критики и литературные историки, точно так же, как и "байронизм", начавшиеся именно в эту эпоху жизни Пушкина (или несколько раньше)-есть именно результат развернувшегося в психике Пушкина шизоидного начала. Это шизоидное начало, развиваясь на фоне маниакально-депрессивных состояний, в дальнейшем изменит ту более правильную смену возбуждения и депрессии, которая была характерна для первого периода жизни Пушкина-периода ссылок и репрессий.

В дальнейшем характер маниакально-депрессивных состояний, благодаря шизоидному компоненту, меняется. Приступы возбуждения развиваются не так ярко и резко, зато приступы депрессии делаются как будто длительнее и чаще. Тут, конечно, необходимы более детальные исследования, чтоб эти моменты более определенно осветить, что в дальнейшем и должно быть сделано. Здесь мы пока только это намечаем.

Краткий одесский период также характеризуется аналогичными состояниями его психики, что и в предыдущих: возбужденное состояние, ажитация, повышенный сексуализм и связанное с этим агрессивное поведение, с авантюризмом и скандальными выходками. Этим вызывается и его новая высылка из Одессы.

Из Одессы поэт был выслан в село Михайловское, где он прожил несколько лет. В 1825 г. отмечается снова резкое угнетенное настроение, тоска, резиньяция и разорванность со своими. "Я не могу больше работать",-пишет сам Пушкин,-"здесь на берегу реки я хотел бы построить себе хижину и сделаться отшельником".

Вообще, как уже выше было сказано, в эту эпоху жизни и в последующие годы бросаются в глаза менее приступы возбуждения, более приступы депрессии.

В 1827 г. он стал избегать людей. В обществе бывал редко, а если и бывал, то или скучающим, или придирчивым, озлобленным и неприятным. По свидетельству А.

П. Керн, Пушкин в эту зиму часто бывает мрачным рассеянным и апатичным. В нем проявляется недовольство самим собой и другими. Под влиянием какой то безотчетной тоски Пушкин то едет в Москву, то в Петербург. К концу года это состояние временно проходит, но вскоре он опять начинает "хандрить". В это время он пишет:

"Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты нам дана?

Цели нет передо мною,

Сердце пусто, праздней ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум".

И эта тоска все более его пожирала, несмотря на растущую славу поэта.

Hаблюдатель6 , видевший Пушкина в Москве в начале 1827 г., очень тонко подметил и моменты тяжелых приступов депрессии.

"Судя по всему, что я здесь слышал и видел, Пушкин здесь на розах. Его знает весь город, все им интересуются, отличнейшая молодежь собирается к нему, как древле к великому ларуэту собирались все, имевшие хоть немного здравого смысла в голове. Со всем тем Пушкин скучает. Так он мне сам сказал... Пушкин очень переменился наружностью: страшные черные бакенбарды придали лицу его какое-то чертовское выражение, впрочем он все тот же- так же жив, скор и по-прежнему в одну минуту переходит от веселого смеха к задумчивости и размышлению".

Из последующей эпохи его жизни к его вечно возбужденному состоянию примешивается возрастающее чувство ревности, пожиравшее его и ухудшавшее его самочувствие все сильнее и сильнее, несмотря на то, что приступы возбуждения как будто и ослабли. Таково было его состояние во время женитьбы и в последующей брачной жизни. Здесь ревность уже превращается в нечто бредовое, шизоидные элементы сказываются все более и более. Тоска, скука, замкнутость настолько начинают доминировать, что в 1835 г. стали замечать сильное изменение характера Пушкина: Он стал желчным, обозленным, подозрительным; все окружающие кажутся ему врагами; в каждом слове ему чудится намек или оскорбление. В 1837 году все стали замечать, что Пушкин сделался прямо каким-то ненормальным.

По-видимому, в одном из депрессивных состояний он добивался той роковой дуэли, во время которой смертельная рана подсекла его жизнь.

В связи с приступами маниакально-депрессивного состояния у Пушкина мы должны связать другую яркую особенность его психики, а именно: его резко патологическую сексуальность, выражавшуюся в чрезмерной похотливости, сексуальном цинизме и извращений половых влечений. О своей патологической сексуальности сам Пушкин в одном послании к Ф. Ф. Юрьеву так описывает себя:

"А я, повеса вечно праздный,

Потомок негров безобразный,

Взрощенный в дикой простоте,

Любви не ведая страданий,

Я нравлюсь юной красоте

Бесстыдным бешенством желаний". (Цит. по Губеру: "Дон-Жуанский список Пушкина", Петроград, 1923г.).

"Бешенство желания" носило прямо резко патологический характер похотливости, о чем ярко свидетельствуют его современники. Лицейский товарищ поэта, Комовский (статьи и материалы Грота, изд. 2-е, "Пушкин его лицейские товарищи и наставники"), характеризует его таким образом:

"Пушкин любил приносить жертвы Бахусу и, вернее, волочился за хорошенькими актрисами гр. Толстого, причем проявлялись в нем вся пылкость и сладострастие африканской природы. Пушкин был до того женолюбив, что, будучи еще 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов взор его пылал, и он пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна".

Другой его лицейский товарищ, знавший его хорошо, барон М. А. Корф, так говорит о нем (цит. там же): "В лицее он превосходил всех чувственностью, а после в свете предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий. Должно дивиться как здоровье и талант его выдержали такой образ жизни, с которым естественно сопрягались и частые гнусные болезни, низводившие его часто на край могилы. Пушкин не был создан ни для света, ни для общественных обязанностей, ни даже, думаю, для высшей любви или истинной дружбы. У него господствовали только две стихии: удовлетворение чувственным страстям и поэзия; и в обоих он ушел далеко. В нем не было ни внешней, ни внутренней религии, ни высших нравственных чувств, и он полагал даже какое-то хвастовство в отдаленном цинизме по этой части. Злые насмешки часто в самых отвратительных картинах над всеми религиозными верованиями и обрядами, над уважением к родителям, над родственными привязанностями, над всеми отношениями общественными и семейными-это было ему нипочем, и я не сомневаюсь, что для едкого слова он иногда говорил более и хуже, нежели в самом деле думал и чувствовал. Вечно без копейки, вечно в долгах, иногда почти без порядочного фрака, с беспрестанными историями, частыми дуэлями, в близком знакомстве со всеми трактирщиками, непотребными домами и прелестницами петербургскими, Пушкин представлял тип самого грязного разврата".