Елена Грицак - Флоренция и Генуя

Одно из предместий Флоренции, теперь уже без замков, но с красивыми виллами

В 1220 году, когда подестой во Флоренции был мессир Уго дель Гротто из Пизы, флорентийцы снарядили войско против замка Мортеннана. Замок был сильно укреплен, но осаждающие действовали хитростью. Человека, подсказавшего командиру, как его захватить, навечно освободили от всех обязательств перед коммуной, и те же права еще долго имели его потомки. Захваченная крепость, по обыкновению, была разрушена до основания.

Военную силу коммуны представляли отряды, куда входили молодые люди, обязанные являться со своим оружием и амуницией по первому зову старейшин. Каждый отряд выступал под собственным знаменем и выделялся символикой по виду вооружения: особые знаки имели арбалетчики, лучники, щитоносцы, копейщики. Командиры подразделений, как и главы коммуны, выбирались сроком на 1 год. «Чтобы с большей пышностью оснастить войско и в то же время дать возможность всем, кого в сражении потеснит враг, быстро найти место сбора и ринуться в бой с новыми силами, флорентийцы постановили, что войско всегда должна сопровождать колесница, запряженная быками в красных попонах, а на ней должно развеваться красно-белое знамя. За день до похода колесницу доставляли на Новый рынок и в торжественной обстановке вручали народу. А чтобы все начинания выглядели еще блистательнее, у них имелся колокол, названный Мартинелл, в который били в течение месяца перед началом похода с целью дать неприятелю приготовиться к защите» (Николло Макиавелли. «История Флоренции»).

Многое из того, чем сражались флорентийские ополченцы, выставлено в залах Национального музея, с недавних пор действующего во дворце Барджелло. Сегодня сюда приходят, чтобы окунуться в мир старинных вещей, увидеть оружие, каким пополаны крушили своих врагов. В контраст разрушительной силе здесь имеется великолепная скульптура, в том числе некоторые работы Микеланджело Буонароти. Глядя на немыслимо прекрасные произведения старых мастеров, невольно приходит мысль о том, что резец в руке талантливого скульптора мог бы стать оружием более действенным, чем обнаженный клинок, правда, если бы люди научились вовремя ценить то, чем владеют благодаря искусству. Как часто бывает, человек с трепетом собирает архаичные осколки, в то же время без жалости круша то, что создается его гениальными современниками. Вопреки известному высказыванию, красота не спасла древнеримский мир и никак не повлияла на страсти итальянского Средневековья, когда брат убивал брата вблизи творений, которые сегодня повергают в шок, покоряют без намека на насилие, вызывают благоговейное отношение не только к самим авторам, но и к нации, так близко подошедшей к идеалу. Во времена коммуны флорентийцы, к сожалению, этого не понимали и со всей страстью отдавались политике – делу, как им представлялось, более важному, чем причуды «презренных артистов».

Несмотря на суровые условия жизни, флорентийцы не забывали о Боге, поэтому храмы строили в любые времена и с похвальной тщательностью. Одно из первых значительных зданий в городе – баптистерий Иоанна Крестителя (итал. battistero San-Giovanni Battista) – было построено из частей и материалов других зданий предположительно в V веке. Судя по названию, оно возводилось в качестве капеллы для крещения при базилике, но хронисты уже тогда называли его главным храмом Флоренции. Таковым Сан-Джованни являлся до XII века, пока не испытал большую переделку, в итоге не сохранив ничего, кроме древней восьмигранной формы.

Во Флоренции память об античной культуре не угасала никогда, поэтому отдельные ее элементы постоянно оживали в различного рода постройках, правда, без присущих Риму величия и помпезности. Новый баптистерий, появившийся на центральной площади города, предстал перед прихожанами по-тоскански камерным, исполненным изящества и гармонии. Таким же он остался и 1000 лет спустя, когда обрел облицовку из белого и темно-зеленого мрамора, подчеркнувшую невесомость тройных полукруглых арок, которые опирались на пилястры, увенчанные коринфскими капителями с пышным лиственным узором. Античная апсида была перестроена намного раньше. Еще в Средневековье она сменила старую полукруглую форму на более современную прямоугольную, а прежний суровый интерьер – на роскошный, с византийскими мозаиками, мерцавшими золотистой смальтой. Все настенные картины, по обыкновению, изображали библейские истории. Особенно впечатляла грандиозная фигура Иисуса Христа, разделявшего праведников и грешников в вертикальной композиции «Страшный cуд» над триумфальной аркой. На остальных, большей частью горизонтальных мозаиках красовались мозаичные истории Предтечи, Христа, cвятого Иосифа и сцены из Книги Бытия. Пол крещальни был выложен кусочками разноцветного мрамора. Галерея Матронео (от лат. matrona – «женщина»), окаймлявшая стены баптистерия на высоте, равной половине высоты всего сооружения, вначале была единственным местом, где разрешалось находиться женщинам.

Баптистерий Сан-Джованни

Данте, изображенный на фоне родной Флоренции

Именно таким, красивым и уютным, запомнил баптистерий крещенный в нем весной 1265 года Данте Алигьери. Находясь в изгнании, великий поэт тосковал о «милом Сан-Джованни» так же сильно, как о безвременно сошедшей в могилу Беатриче, которая умерла, будучи женой банкира Симона Барди, так и не побывав в его объятьях. Современники Данте заходили в церковь через южные, обычно всегда распахнутые двери со створками работы Андреа Пизано. Составленные из 28 рельефных панелей из бронзы, они представляли взору сцены из жизни Иоанна Крестителя и связанные с ним изображения основных добродетелей.

К сожалению, поэт не мог видеть новые, намного более художественные ворота, появившиеся у северного входа почти через столетие после его смерти. Мастер Лоренцо Гиберти трудился над ними 23 года (1401–1424). По примеру Пизано, он придерживался готического стиля и также выполнил 28 заключенных в рамки рельефов с сюжетами из Нового Завета, но с фигурами четырех евангелистов и учителей церкви. Еще не закончив северные врата, Гиберти приступил к созданию восточных, на которые потратил почти 30 лет и, как оказалось, не напрасно, поскольку его второе произведение сегодня считается шедевром ренессансного искусства, в отличие от первого, не имеющим аналогов. Решив изменить композицию, художник разделил каждую дверь на 10 пластических картин уже без рамок, изобразив самые эмоциональные библейские сцены. В этой работе Гиберти показал виртуозное владение резцом, проявив сдержанность и безукоризненный вкус, чем, как известно, отличались великие скульпторы Античности. Кроме того, изображения удивляют глубокой перспективой, что вкупе со сверкающей золотом поверхностью делало восточную дверь похожей на Райские врата (итал. Porta di Paradiso), как спустя полвека назвал работу своего коллеги Микеланджело и как восточные двери баптистерия именуются до сих пор.

Скромные бронзовые двери Андреа Пизано

…и Порта ди Парадизо – Райские врата Гиберти

Церковь Санта-Тринита никогда не будила воображения поэтов, хотя была очень старой (XI век), имела таинственно-суровый вид снаружи и такой же интерьер. Не раз менявшая вид и расширявшаяся, она принадлежала монастырю бенедиктинцев и занимала удобное место между улицей Торнабуони и одноименной переправой через Арно, которая со временем преобразилась в изящный мост.

Автором проекта по перепланировке в XIII веке предположительно был Андреа Пизано. Созданный им аскетичный фасад сохранился до сих пор, но внутри Санта-Тринита сильно изменилась, засияв чистыми красками фресок Нери ди Биччи («Мадонна со Святыми», 1491), Лоренцо Монако («Благовещение», 1425) и Гирландайо («Поклонение пастухов», 1485). Только внимательный взгляд отметит средневековую сдержанность в статуях фамильной капеллы Сассетти (автор Джулиано да Сангалло) или в ближайшей к главному алтарю капелле, украшенной триптихом Мариотто ди Нардо, в которой под мраморным надгробием покоится Беноццо Федериги – епископ Фьезоле, увековеченный резцом превосходного мастера Кватроченто Луки делла Роббиа.

Одним из лучших произведений проторенессансного искусства ныне считается храм Сан-Миньято на горе, где некогда располагались Верхние Фезулы и где, по легенде, принял мученическую смерть святой Миньято. Церковные анналы называют этим именем армянского царевича, служившего в римском легионе и погибшего от рук варваров, не пожелав отречься от христианской веры. Часовня на месте его казни стояла еще с античных времен, а в 1018 году вместо полусгнившего деревянного строения заботами епископа Гильдебранда появилась каменная базилика, то есть собственно храм Сан-Миньято. Вначале он принадлежал монахиням-бенедиктинкам, но с 1373 года стал собственностью мужского братства того же ордена. Его строили, перестраивали и украшали еще 300 лет, пока фасад не приобрел благородный вид отчасти из-за формы, но в большей мере из-за цвета: облицовка белым и зеленым мрамором усилила яркость красок настенной мозаики «Христос на троне между Марией и Миньято». Конструктивной особенностью здания стали арки нижнего яруса, чьи пропорции вместе с приемом наложения на стену создали ощущение легкости.