Елена Грицак - Тироль и Зальцбург

Современный Зальцбург – живописный город с короткими, крайне узкими переулками, старинными, ярко раскрашенными домами, мрачными замками, множеством дворцов и всего одной, но респектабельной ратушей, опрятными садами и огромным количеством священных мест, подобных району Моцартеума. Так называется двухэтажное здание, где жила семья великого композитора. Впоследствии в нем был устроен музей с выставками, представляющими рукописи, ноты, инструменты и вещи, которыми пользовался сам Моцарт и члены его семьи. Невдалеке от Моцартеума расположен Городской музей, чья экспозиция позволяет окунуться в более далекую историю. За 2 века существования это почтенное учреждение накопило уникальные фонды: кельтские и римские древности, старинные монеты, оружие и военные доспехи, всевозможные ископаемые, коллекции бабочек. Также музею принадлежит библиотека с десятками тысяч томов. Такое же богатое книжное собрание, правда, научной направленности, имеется в Музее лицея, из которого образовался Зальцбургский университет.

Открытый всему новому, живой, шумный и космополитичный Нейштадт хранит в себе памятников не меньше, чем средневековый Альтштадт. Например, в доме № 9 по Каменному переулку (нем. Steingаsse) родился Иосиф Моор, автор знаменитой рождественской песни «Тихая ночь, святая ночь». В доме № 3 на площади Плацль провел последний год своей жизни легендарный медик и философ Средневековья Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.

Для того, кто сомневался во всем, что видел и слышал, кто не признавал авторитетов, окончание университета, даже такого престижного, как Феррарский (Италия), вовсе не означало завершение образования. Жажда знаний заставляла его колесить по свету, перебрасывая с университетских кафедр на поля сражений, ремесленные цеха, больницы, бюргерские советы: «Врач много путешествовать должен, что ни страна, то страница. Ногами он должен пройти ее так, словно перелистывает книгу». Из-за скверного характера ученый, несомненно, талантливый и честный, конфликтовал с коллегами, часто бывал не прав, обращаясь грубо всегда и со всеми. Жители Базеля надолго запомнили устроенную Гогенгеймом, тогда уже назначенным главным врачом города, кампанию против местных аптекарей. Являясь профессором университета, он, презрев латынь, читал лекции на немецком языке, причем настолько увлекся отрицанием наследия, что посоветовал студентам сжечь книги античных медиков. Они сделали это с радостью и в тот же день устроили грандиозный костер на городской площади. Именно тогда ученый взял себе псевдоним Парацельс (para Celsus – вопреки Цельсу), подчеркнув тем независимость своих взглядов, в частности, от признаваемого всеми Авла Корнелия Цельса.

Продержавшись в Базеле всего лишь год, мятежный профессор вновь пустился в странствия по городам и землям империи: проповедовал, врачевал, вел исследования, наблюдал за звездами, занимался алхимией и одно за другим выпускал в свет свои скандальные сочинения.

Материалистические, но весьма примитивные идеи Парацельса, как и вся его практическая деятельность, так и не освободились от средневековой мистики. Наряду с «Философией», «Лабиринтом заблуждающихся медиков», «Хроникой Каринтии», «Великой астрономией», а также мыслями о природе и протекании болезней, изложенными в трактате «Парамирум», наследие ученого составляет далекая от науки «Книга о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах, гигантах и прочих духах».

В 1541 году судьба привела Парацельса в Зальцбург, где покровитель и сторонник безумных теорий нашелся в лице архиепископа Эрнста Виттельсбаха. Утомленный странствиями, срывами и непониманием окружающих, он снова приступил к работе и мог бы сделать многое, если бы не умер от удара камнем, брошенным во время драки на постоялом дворе.

Однако и сделанного оказалось более чем достаточно. В отличие от предшественников Парацельс связывал с химией все происходящие в организме процессы. Он изучал лечебное действие различных химических элементов и соединений, в результате сблизив химию с медициной. Его не случайно называют основателем ятрохимии, поскольку никто раньше не использовал соки растений в виде тинктур, экстрактов и эликсиров. Высказав иное представление о дозировке лекарств, он первым применил для лечения минералы, заодно указав пути поиска специфических снадобий от некоторых болезней, например ртути против сифилиса.

Оценив заслуги несчастного медика, архиепископ распорядился похоронить его в кафедральном соборе, а позже в доме на площади Плацль был устроен музей.

Из многочисленных переулков бывшей епископской резиденции, кроме Гетрайдегассе, самыми известными считаются Юденгассе (Еврейский переулок), Гольдгассе (Золотой переулок), Кэгассе (Набережный переулок) и Линцергассе (Линцевский переулок). Если пройти по ним неспеша, то на ограниченном пространстве можно заметить постройки самых разных эпох. Едва ли существует период, который не оставил бы в Зальцбурге своих архитектурных следов.

Кроме множества средневековых зданий, здесь есть дома периода австрийского романтизма, итальянского возрождения, по-немецки скромного барокко, а также благородные жилища буржуа, возведенные в строгом классическом стиле. Зальцбург, как магнит, притягивает к себе туристов, и неудивительно, ведь старый центр со своим разнообразием архитектурных стилей является настоящей сокровищницей, которую сполна заполнили епископы и, к счастью, сумели сохранить светские власти города.

Рассуждая о Зальцбурге, философ наверняка отметил бы, что здесь тяжеловесный австрийский рационализм удивительным образом сочетается с легковесностью. В большей мере это свойственно архитектуре, какими-то едва уловимыми чертами напоминающей музыку той эпохи, когда она была создана. Говорят, что приезжие ощущают в этом городе тепло даже в пасмурный зимний день. Свинцовое небо, промозглый ветер или лужи на асфальте, в самом деле, не лишают Зальцбург теплоты; он выглядит солнечным всегда, и, возможно, поэтому солнечным нравом обладал самый знаменитый его обитатель. Младший отпрыск придворного скрипача Леопольда Моцарта, получивший при крещении имя Иоганн Хризостомус Вольфганг Теофил Готлиб (лат. Amadeus), появился на свет 27 января 1756 года, в воскресенье, что в католичестве означает долгую и счастливую жизнь. Если провидение и ошиблось, то лишь в отношении самого музыканта, поскольку все созданное им пережило века, обрело всемирную славу, в итоге сделав счастливой хотя бы память о бедном Моцарте. Только после смерти, тайна которой не раскрыта до сих пор, обнаружился его гений, странные произведения с обилием нот вдруг посчитались восхитительными, а имя композитора стало символом, теперь приносящим не только душевную отраду, но и доход.

Гебуртсхауз – дом, где родился Моцарт

В сюжетах почти всех моцартовских опер, кстати, поставленных по либретто придворного поэта Лоренцо Да Понте, соблюдены условности итальянской музыкальной комедии, примитивной и веселой, с переодеваниями, ансамблями замешательства и ансамблями противоречия, финалами действия и комичными ситуациями во взаимоотношениях героев. В трактовке Моцарта идея таких произведений неожиданно глубока и серьезна. Может быть именно он, а не либреттист, хотел, чтобы в жизнь обычных, ничем не примечательных людей вторгалось нечто, превосходящее их способность к пониманию и подвергающее тяжелому испытанию слабые людские души. Антагонизм персонажей с особой силой выделяется в опере «Дон Жуан», где это самое нечто воплотилось в образе Командора. Моцартовский Каменный гость, в отличие от пушкинского, – персонаж резко отрицательный, демонический, страшный в своей таинственной мощи. Создавая его музыкальный облик, композитор, наверняка, думал о собственном злом гении, коим для двух поколений Моцартов был Иероним Коллоредо.

После рождения сына глава семьи, несомненно, способный музыкант, опубликовал свой труд «Опыт фундаментальной школы игры на скрипке» и получил известность в кругах, более высоких, чем салон графа Турнунд-Таксиса, где он служил долгое время. Предложенное место архиепископского композитора привлекло не столько жалованьем, сколько возможностью подняться еще выше, благо уже обнаружился талант младшей дочери Марии-Анны (Наннерль) и начал проявляться дар маленького Вольфганга, которого домашние называли ласково – Вольферль. Малыш сел за клавир в два с половиной года, в три уже неплохо играл сложные мелодии, к пяти достигнув уровня знаменитости. Однако ни один из прославленных в ту пору музыкантов не обладал столь совершенным слухом и не мог, как крошка-Моцарт, сыграть пьесу одним пальцем, с завязанными глазами либо записать мелодию, которую издавали часы с боем, колокольчики, стеклянные рюмки, словом, любые предметы, предлагавшиеся слушателями на его концертах. В шесть лет он развлекал курфюрста Баварии и австрийскую эрцгерцогиню Марию-Терезию, которой игра юного виртуоза не понравилась, как показалось несносным и все его семейство.